Шрифт:
Мне больнее всего от сознания, что я прибегнул ко лжи, обману и жалкому притворству. И это я, который прежде был воплощением правдивости! Я перестал быть самим собой… Но паиболыпее ли это заблуждение, в которое может впасть душа человека? Кончатся мои муки или это только начало? Я ничего не знаю. Если Росарио своей небесной рукой не вырвет меня из ада, в котором терзается моя совесть, то я хочу, чтобы спасать меня явились Вы. Моя кузина – ангел, и, страдая по моей вине, она научила меня многому, чего я раньше пе знал.
Пусть Вас не удивляет непоследовательность моего письма. Я полон противоречивых чувств. Иногда я мыслю так, как подобает существу, чья душа бессмертна; иногда же я впадаю в состояние плачевного бессилия и размышляю о ничтожных и жалких людишках, чью низость Вы рисовали мне когда-то яркими красками, чтобы внушить к ним отвращение. Такой, какой я сейчас, я готов совершать и добро и зло. Пусть бог сжалится надо мной. Я уже знаю, что такое молитва: это торжественная, полная глубокого раздумья просьба, настолько своеобразная для каждого человека, что она не вмещается в заученные нами общие формулы; когда молишься, душа выходит из берегов, полная отваги, она стремится найти свои истоки; молитва противоположна угрызениям совести, когда терзающаяся душа сжимается, прячется, пытается, как это ни смешно, сделаться невидимой для всех. Вы научили меня многим хорошим вещам, но теперь я прохожу практику, как говорим мы, инженеры: я применяю науку на деле – это дает возможность расширить и уточнить мои познания… Теперь мне кажется, что я не так уж плох, каким я сам себя считаю. Но действительно ли это так?
Тороплюсь закончить письмо. Мне нужно отправить его с солдатами, которые идут к станции Вильяорренда… Почте, находящейся в руках подлых людишек, доверять нельзя».
14 апреля
«Я развлек бы Вас, дорогой отец, если бы мог описать, как мыслят люди этого городишки. Вы, должно быть, уже знаете, что почти вся местность поднялась с оружием в руках. Это нужно было предвидеть, и политики ошибаются, если предполагают, что. все будет закончено в несколько дней. Вражда против нас и против правительства заложена в самом духе орбахосцев и составляет как бы часть их религии. Переходя к частному вопросу о моем споре с тетушкой, скажу Вам совершенно необычайную вещь: несчастная сеньора, пропитанная феодализмом до мозга костей, вообразила, что я собираюсь совершить нападение на ее
дом и похитить дочь, подобно средневековым рыцарям, осаждавшим замки врагов с целью совершить там какое-либо бесчинство. Не смейтесь – это правда: таков образ мышления здешних людей. Вам ведь не нужно говорить, что меня она считает чудовищем, некоей разновидностью мавританского короля-еретика; об офицерах, с которыми я познакомился, она не лучшего мнения. Среди приближенных доньи Перфекты стало обыкновением считать, что солдаты и я составили дьявольскую коалицию против церкви и собираемся лишить Орбахосу ее сокровищ, веры и девственниц. Я убежден, что Ваша сестра с минуты на минуту ждет, когда я начну штурмовать ее дом, и я не сомневаюсь, что за дверями ее дома уже воздвигнуты баррикады.
Иначе и быть не может. Ведь здесь преобладают самые закоснелые понятия об обществе, религии, государстве и собственности. Религиозный фанатизм, толкающий орбахосцев на употребление силы против правительства, якобы поправшего их веру, которой на деле у них нет, воскресил в них феодальные пережитки; и поскольку они разрешают все споры насилием, огнем и кровью, убивая всякого, кто мыслит иначе, чем они,- они полагают, что на свете нет никого, кто прибегал бы к иным средствам.
Не собираясь совершать донкихотских подвигов в доме сеньоры, я старался избавить ее от некоторых неприятностей, от которых не были освобождены все остальные. Благодаря моей дружбе с генералом она была избавлена от обязательного представления списков зависимых от нее людей, ушедших в мятежные отряды; если ее дом и подвергся обыску, то это было, насколько мне известно, пустой формальностью; если и были разоружены шесть человек, находившихся в ее доме, то вместо них она приютила столько же других, и притом совершенно безнаказанно. Так что Вы видите, до какой степени велика моя вражда к сеньоре.
Правда, меня поддерживают военные власти, но я прибегаю к их помощи исключительно, чтобы избежать грубых оскорблений со стороны моих беспощадных врагов. Мои надежды на успех основываются на том, что все местные власти, назначенные недавно генералом, относятся ко мне дружелюбно. Я использую их как моральную поддержку и с их помощью нагоняю страх на противников. Не знаю, придется ли мне применять какие-либо насильственные меры, но Вам нечего опасаться: осада и штурм дома – всего лишь нелепые измышления вашей проникнутой феодальным духом сестрицы. Случай поставил меня в выгодное положение. Ярость и страсть, кипящие во мне, побудят меня воспользоваться этим преимуществом. На что только я не решусь…»
«Ваше письмо принесло мне большое утешение. Да, я могу достичь успеха, не прибегая к иным путям, кроме законных, несомненно самых действенных. Я беседовал с представителями местных властей, и все они подтвердили Вашу точку зрения. Раз уж я внушил кузине мысль о неповиновении, пусть она, по крайней мере, будет под защитой законов государства. Я сделаю то, что Вы предлагаете, то есть откажусь от помощи, которую оказывает мне Пинсон, расторгну наводящий ужас союз с военными, перестану хвалиться их могуществом, положу конец авантюрам и в нужный момент буду действовать спокойно, благоразумно, со всей возможной кротостью. Так будет лучше. Своим полусерьезным, полушутливым содружеством с военными я хотел защитить себя от варварских обычаев орбахосцев, от слуг и родственников моей тетушки. А вообще-то я всегда отрицал идею того, что мы называем вооруженным вмешательством.
Друг, покровительством которого я пользовался, вынужден был уйти из дома тетки, но мой контакт с кузиной не прерван. Бедняжка мужественно переносит страдания и слепо повинуется мне.
Не беспокойтесь о моей собственной безопасности. Я, со своей стороны, ничего не боюсь и весьма спокоен».
20 апреля
«Сегодня я не в состоянии написать более двух строк. У меня множество дел. Все завершится через несколько дней. В эту трущобу мне больше не пишите. Скоро Вы будете иметь удовольствие обнять своего сына.