– Так останешься?

– Нет, не останусь. Поезжай. Если уверен, что это не Илона.

– А зачем Илоне ввязываться? Для нее ничего не изменилось бы – так бы и продолжали трахаться.

Я оставила его с недопитой бутылкой водки и ушла.

5. СЛЕДОВАТЕЛЬ

Теперь мы еще больше напоминали религиозную секту, которую преследуют за их веру. Начались вызовы в милицию.

Мы не обсуждали это между собой, настолько несуразными казались нам подозрения.

Похолодало резко. В газете я стала редактором и уже не моталась по интервью, но иногда процеживала Интернет, то и дело натыкаясь на заметки о Горчакове. Нашим конкурентам из «Сенс-акции» он даже дал большое интервью – о горечи утраты любимой девушки.

– Как вы думаете, пережитая боль отразится на вашем творчестве? – бестактно поинтересовалась журналистка.

– Я не думаю, сейчас вообще не могу думать о творчестве, – проныл в ответ Горчаков. – Потеря была настолько неожиданной, что я никак не могу прийти в себя.

Даже в подтексте не прозвучало намека на срыв брака по расчету.

Похороны прошли пышно. Покойница была одета в свадебное платье. На Горчакова все Аванесовы косились, как на убийцу, который продолжает разгуливать на свободе.

– Почему вы не живете с родителями? – спросил меня следователь Бусыгин.

– Потому что мне уже тридцать.

– А на какие средства вы снимаете квартиру?

– На ежемесячную зарплату.

В кабинете было неуютно. Его стол стоял у окна, а в углу, за другим столом, еще один в штатском что-то черкал на листах бумаги. Компьютеров не было, и мне казалось, что это тесное пространство, замкнутое между зелеными обоями, никак не может называться современным офисом, но, тем не менее, – контора писала, в прямом смысле этого слова.

– На зарплату? – уточнил Бусыгин, готовясь зафиксировать сумму в протоколе допроса.

Я не ответила.

– Вы помните ту вечеринку, так называемый «мальчишник», перед свадьбой Горчакова?

– Конечно.

– Ваши друзья сказали, что вы тогда нервничали больше всех…

– Какие друзья?

– Вы же ушли первой?

– Да там стриптиз начался. А я от стриптиза всегда перевозбуждаюсь и начинаю нервничать. Пришлось уйти.

– Были стриптизерши? Из какого клуба, не помните?

Шариковые ручки скребли по бумаге.

Плакать при всех, рыдать, биться головой об стену – разве это не стриптиз? Это круче. Ни одна стриптизерша такого не исполнит.

– Нет, никого не было.

– Почему тогда вы ушли?

Я молчала.

– София Александровна, вы даете самые путаные ответы. На простейшие вопросы. Какие отношения у вас с Горчаковым?

– Я его люблю.

– Как художника?

– И как художника тоже. По-моему, он наделен уникальным, исключительным даром. Вы видели его работы?

– Видели-видели. То есть любовной связи между вами нет?

– Нет.

– Как вы познакомились?

И еще вопросы. И снова. И те же самые. И заново. Как им не надоедает?

Мы переливали пустоту, придавая ей различные формы. И стопка листов оказалась исписанной. Наконец, Бусыгин сделал знак коллеге, и тот вышел.

– София Александровна, может, поговорим начистоту?

Он один справлялся с ролями доброго и злого полицейского. Следователь-универсал.

– Я не пойму, в чем вы меня подозреваете. Я торчала там, вместе со всеми, мерзла. Потом узнала, что Аванесова попала в аварию.

– Ну и что, что вы там торчали? Убийца тоже не сам взрывное устройство в кладовке мастерил и не сам в багажник запихивал. Он нанял профессионала. В наше время для совершения убийства нужна всего лишь определенная сумма дензнаков.