«От кавалерии, — по выражению Наполеона, — требуется смелость, решительность и, в особенности, чтобы она не была одержима духом выжидательности и колебания».

На Ялу

На основании операционного плана наместника Восточный авангард должен был состоять из 3-й и 1-й Восточносибирских стрелковых дивизий, а также из 19-го Восточносибирского стрелкового полка, всего 9 стрелковых полков, т. е. 18 батальонов, не считая находившихся в пути третьих батальонов этих полков: кроме того, в состав авангарда входила ещё артиллерия обеих дивизий и 29 сотен.

В конце февраля на Ялу прибыла 3-я Восточносибирская стрелковая бригада в составе 8-ми батальонов, но вслед затем Линевич получил телеграмму от ген. Куропаткина приостановить. дальнейшую посылку войск на Ялу и даже распорядился, как это было упомянуто выше, отозвать обратно из Кореи отряд ген. Мищенко.

Куропаткин точно также, как и Линевич, придерживался такого взгляда, что необходимо, не втягиваясь в бой с противником, сосредоточить сначала все силы, выбрав для этого вполне безопасный район. С этой целью они предусматривали возможность отступления войск к Мукдену или к Телину, или даже к Харбину, смотря по обстоятельствам, но уклоняясь от боя с неприятелем. В посылке авангарда на Ялу они видели большую опасность, так как по их мнению, при сосредоточении армии у Ляояна самое дальнее, куда можно было выслать авангард такой армии, это было у Хайчена. Притом они соглашались на необходимость удержания Фынхуанчена для того, чтобы сделать безопасным отступление кавалерии.

Наместник был очень недоволен упомянутыми выше распоряжениями командующего армией, но, как сказано, счёл лишним со своей стороны отменить эти распоряжения. Разногласия во взглядах наместника и командующего армией сказывались также и по другим вопросам. Согласно операционному плану наместника для обороны Квантунского полуострова (Порт-Артур) должны были остаться только 7-я Восточносибирская дивизия и 5-й Восточносибирский полк, всего 14 батальонов.

Куропаткин считал эти силы недостаточными. Ещё в бытность свою военным министром, во время своей поездки во Владивосток, он. на военном совете в Порт-Артуре настаивал, что для обороны Квантунского полуострова необходимо назначить, кроме упомянутых войск, ещё 3-ю и 4-ю Восточносибирские стрелковые бригады (дивизии). Он был того мнения, «что в случае, если осаждённый Порт-Артур будет иметь слабый гарнизон, то командующий Манчжурской армией, озабоченный судьбою крепости, будет вынужден предпринять наступательный действия, не дожидаясь окончательного сосредоточения своих войск».

Тем не менее, в утверждённом в начале 1904 года плане наместника для обороны Квантунского полуострова были назначены только упомянутые 14 батальонов, тогда как расположенная там в мирное время 3-я Восточносибирская стрелковая бригада была направлена на Ялу. Но как только Куропаткин был назначен командующим армией, он тотчас же из Петербурга распорядился об усилении войск, предназначенных для обороны Квантуна, выделив для этого части из подчинённой ему Манчжурской армии — «для того, чтобы эта последняя, не опасаясь за судьбу Порт-Артура, не решилась преждевременно перейти к наступательным. действиям с целью освобождения осаждённой крепости».

Наместник, со своей стороны, в противоположность взглядам Куропаткина и его отcтупательно-оборонительным действиям, настаивал на необходимости удержания в своих руках южной Манчжурии, главным образом, в видах политических: «для поддержания нашего престижа на Дальнем Востоке», — поэтому ослабление действующей армии в пользу Порт-Артура адмирал Алексеев считал опасным и не склонен был согласиться на требование Куропаткина[ 2 2].

Но как командующий армией и исправлявший его должность, точно так же и сам наместник не обладали требуемой для полководца силой воли для осуществления своих планов. Результатом этой нерешительности были постоянные колебания и распоряжения, имевшие большей частью двойственный характер.

Вскоре Куропаткин провёл следующую хитроумную меру, которая делает честь его дипломатическим способностям. Находясь ещё в Петербурге, он 22-го февраля отправил наместнику особые директивы относительно ведения операций; конечно, эти директивы были им самим составлены и получили Высочайшее утверждение.

Основа этих директив сводилась к тому, чтобы прочно удержать в своих руках железную дорогу, в особенности город Харбин… «До сосредоточения достаточных сил действовать осторожно, чтобы не подвергнуть разрозненные войска отдельным поражениям»… «Назначение достаточных сил для обороны Порт-Артура»… «К решительному наступлению переходить не раньше, как после прибытия достаточных сил».

Таким образом мы видим, что наместнику-главнокомандующему были навязаны взгляды командующего армией, хотя надо признать, что директива была составлена без решительных указаний, а в расплывчатых выражениях.

Действительно, как иначе понимать, например, такое выражение директивы, когда говорится, что: «японцев, после их перехода в наступление, следует держать возможно дальше от железной дороги», а в тоже время — «до сосредоточения достаточных сил воздерживаться от решительных действий, для того, чтобы преждевременно не подставлять разрозненные войска отдельным поражениям, не упуская, однако, благоприятных случаев ослаблять противника всеми возможными средствами».

Все подобные требования смахивают на поговорку: «Помой меня, но не замочи». Из этого видно, что в самом начале войны, когда не было ещё произведено ни одного выстрела, своеобразные особенности русского полководца придавали уже всем оперативным планам характер нерешительный, который ложился неотъемлемым отпечатком на все действия этой войны; ему хотелось, правда, совершить великие дела и достигнуть важных результатов, но недоставало самого важного качества, требуемого от «Великих Капитанов» такими полководцами, как Фридрих Великий, Наполеон, Суворов — это отвага решимости.