Граф Келлер, таким образом, повторил ту же ошибку, которая так свойственна была командующему армией: вместо того, чтобы приободрить и разжечь своего помощника, который и без того выказывает несочувствие к этой операции, граф Келлер внушает ему некоторое опасение относительно его тыла и в то же время лишает его возможности рассчитывать на поддержку.

Так было организовано наступление с шестью разделёнными друг от друга колоннами в следующем порядке, считая от правого фланга: 1) Гарницкий — 2-й батальон 22-го стрелкового полка — по направлению на Синкалинский перевал; 2) Горайский — 3-й батальон 24-го полка — против высоты южнее Мотиенлинского перевала; 3) Лечицкий — 4 батальона, на кумирню против Мотиенлинского перевала; позади втого отряда, в виде 7-й колонны, следовал резерв ген. Кашталинского в составе 6 1/2 батальонов и 12 орудий между Чиндиапуза и Лидиапуза; 4) полковник Рындин — 10-й стрелковый полк против Сяокаолинского перевала; 5) Цыбульский — 12-й стрелковый полк против Сибейлинского перевала; 6) Ждановский — 2 батальона, 2 сотни и 2 орудия из Сихояна против правого фланга японцев у Кусунгоу.

О каком-нибудь руководстве действиями этих колонн и поддержании между ними связи в труднопроходимой гористой местности, да притом ещё ночью — конечно, в данном случае, не могло быть и речи, тем не менее, несмотря на такое раздробление колонн, всё же это наступление могло бы увенчаться успехом, если бы только начальники колонн были воодушевлены желанием сойтись грудь в грудь с противником. Но, как сейчас увидим, такое стремление замечалось только в колонне полковника Лечицкого. Все прочие колонны не имели против себя почти никакого неприятеля, сколько-нибудь достойного внимания, и при всём том начальники этих колонн не сделали серьёзной попытки добиться поставленной им цели, сломив стойкость противника.

Граф Келлер, конечно, был воодушевлен твёрдой волей исполнить свою задачу; это видно из его приказа по отряду от 16-го июля, в котором он указывает своим войскам воодушевиться «за Веру, Царя и Отечество, двинуться в бой с решимостью, победить или умереть, как это делали наши предки». Не его вина, если его искусство не стояло на высоте требования минуты, уступая его честному намерению.

Бросим хотя бы общий взгляд на ход этого боя и на деятельность отдельных отрядов в этом бою. Колонна Кашталинский-Лечицкий начала своё движение 16-го июля в 10 часов вечера, ещё раньше на 1 — 1 1/2 часа выступили фланговые колонны 12-го стрелкового полка и 2-й батальон 22-го полка. Одновременно с отрядом Лечицкого двинулся 10-й стрелковый полк по направлению на Сяокаолинский перевал; в то же время правая прикрывающая колонна начала своё движение в 9 1/2 часов вечера по направлению на сопку южнее Мотиенлинского перевала.

Расчёт выступления колонн, по-видимому, был сделан неправильно: по меньшей мере, трудно понять, почему колоннам было указано выступить уже в 10 часов вечера, тогда как имелось в виду атаковать противника только с рассветом, как это и случилось на самом деле. Производство всей этой атаки ночью, как было упомянуто выше, можно оправдать только желанием застигнуть противника врасплох; но это было возможно лишь в том случае, если бы колонны дошли незаметно до линии передовых постов японцев, сбили их одним ударом и по их следам, на плечах самих постов, ворвались на позиции неприятеля. Поэтому раз начатое наступление никоим образом не могло быть прервано, как только выяснилось, что оно обнаружено передовыми постами. Если же имели в виду атаковать позиции только на рассвете, то незачем было назначать так рано час выступления. В действительности наступление русских оказалось для японцев совершенно неожиданным; но когда полковник Лечицкий остановился почти на целый час перед передовыми постами японцев, чтобы дождаться рассвета[ 7 2], то противник оказался в состоянии принять заблаговременно необходимые меры для отражения атаки, потому что получил от своих сторожевых караулов своевременно извещение о появлении колонны Лечицкого.

В 3 1/4 часа ночи, ещё при полной темноте, полковник Лечицкий начал движение в атаку со стороны Лидиапуза. Развертывание колонны пришлось производить на гористой местности, поросшей мелким кустарником, что происходило очень медленно: один батальон (3-й батальон 34-го полка), который должен был образовать левый фланг боевой линии, заблудился в темноте и был обнаружен только в 8 часов утра.

Тем временем 30-й пехотный полк японцев с 2 батальонами и 1 батареей заняли многочисленные стрелковые окопы, расположенные несколькими ярусами на склонах гор по обе стороны Модулинского перевала: в то же время 2 роты расположились на южном массиве, приготовившись заранее встретить батальон Горайского, который был в пути с 9 1/2 часов вечера.

С рассветом двинулся в атаку прежде всего отряд полковника Лечицкого, который очень скоро достиг кумирни, отбросив находившиеся там передовые посты японцев, но вызвал против себя пехотный и артиллерийский огонь со стороны высот около перевала. Дальше эта колонна продвинуться не могла, потому что она не имела в своём распоряжении артиллерии; кроме того, колонна стала поражаться фланговым огнём со стороны массива южнее перевала, занятого упомянутыми 2 японскими ротами.

Тем временем ген. Кашталинский продвинулся со своим резервом до Лидиапузы, откуда он в 5 1/2 в часов утра послал на поддержку полковнику Лечицкому 2-й батальон 9-го стрелкового полка с 1 конной батареей; это была единственная поддержка, оказанная полковнику Лечицкому, которая, как сейчас увидим, своей цели не достигла, так как полковник Лечицкий воспользоваться этой поддержкой не мог. Когда ген. Кашталинский получил донесение от командира 9-го стрелкового полка, что посланный для поддержки полковника Лечицкого 2-й батальон на пути к кумирне был встречен огнём со стороны массива южнее перевала, то он двинул от своего правого фланга по направлению к этому массиву ещё 5 рот. В резерве у ген. Кашталинского оставалось только 4 батальона, которые он до конца боя не хотел выпустить из рук, ввиду «невыяснения боевой обстановки», а также потому, что граф Келлер в своей инструкции предостерегал его не надеяться на отрядный резерв.

Как излагает граф Келлер в своей боевой реляций, в 6 час. 30 мин. ген. Кашталинский вызвал его к телефону и сообщил ему, что его справа обходят японцы, что он израсходовал уже большую часть своего резерва и находится поэтому в чрезвычайно трудном положении. Это донесение обнаруживало, по-видимому, тайное желание ген. Кашталинского получить приказание об отступлении. При таком недостатке стремления со стороны начальников колонн к достижению поставленной им цели отряд полковника Лечицкого трудился совершенно напрасно.

Со 2-м батальоном 9-го стрелкового полка и конно-горной батареей, двинутыми на поддержку Лечицкого, с целью выбрать позицию для артиллерии направился полковник Шверин, командир 3-й Восточносибирской стрелковой артиллерийской бригады. Полковник Шверин нашёл, что расположенная на перевале японская батарея лежит за пределом досягаемости огня конно-горной батареи[ 7 3]; вместе с тем он нашёл выгодную позицию для полевой батареи, вследствие чего он отправил сейчас же к ген. Кашталинскому своего ординарца с просьбой прислать ему полевую батарею его бригады; ген. же Кашталинский оставил эту батарею в общем резерве и вместо того, чтобы направить её для поддержки полковнику Лечицкому, послал её в Тавуан под прикрытием 2-х рот 11-го стрелкового полка, лишившись, таким образом, поддержки этой единственной из 10 батарей, которая могла принять участие в атаке. Туда же в Тавуан была отправлена и конно-горная батарея. Ген. Кашталинский утверждает, что ему донесение полковника Шверина было передано не ясно; но если бы он даже и получил донесение, что при авангарде не имеется никакой артиллерийской позиции, всё же это не должно было служить основанием, чтобы отправить артиллерию в общий резерв за Лянхе.