— Тогда это правила мошенников и плутов! — решительно заявила она.

— Бог мой, да вы моралистка? — усмехнулся Сент‑Мор, доставая из кармана золотые часы.

— Терпеть не могу ложь и лицемерие, — ровным тоном сказала Нелл. — Вести себя с разными людьми по‑разному — это ли не лицемерие?

Она всегда знала, что мир несправедлив, но не была готова к тому, с какой легкостью богатые счастливцы игнорируют несправедливость. Что ж, пусть они называют свою слепоту хорошими манерами, если им так хочется, но она участвовать в этом не станет.

Взглянув на карманные часы, Сент‑Мор захлопнул крышку и сунул их обратно в карман.

— Насколько далеко заведет вас эта неприязнь? — спросил он. — К примеру, будет ли лицемерием обучение правильной речи?

— Думаю, да.

— Но ведь вы время от времени и сами говорите на хорошем английском языке. Значит ли это, что вы при этом лицемерите? Значит ли это, что вы и раньше были лицемеркой? — Он улыбнулся: — Или это я вас вдохновляю на лицемерие?

У Нелл вытянулось лицо. По разговорам с Сент‑Мором она уже знала его увертливую логику. Ему нравилось оборачивать аргументы против того, кто их выдвинул. Только сегодня утром они горячо обсуждали Калибана из пьесы Шекспира «Буря». По мнению Нелл, невежество Калибана не могло служить ему оправданием. Этого злодея следовало бы убить за попытку обесчестить Миранду. Сент‑Мор не высказал своего несогласия с ее точкой зрения, но спросил, считает ли она, что наказание за преступление можно смягчить, если учитывать обстоятельства, в которых оно было совершено. К примеру, испытывала ли она когда‑нибудь соблазн из корыстных побуждений тайком обокрасть того, кто делал ей только добро? Если да, то почему?

— Это вы насчет того несчастного носового платка? — уточнила Нелл.

— И не только, — уклончиво ответил Сент‑Мор.

Очевидно, ему было известно, что она украла столовое серебро.

— Я ничуть не стыжусь своей речи, — сказала она, очнувшись от размышлений об утреннем разговоре. — И если я умею говорить двумя способами, — «Спасибо маме за ее образованную речь», — подумала она, — это не значит, что я соглашусь, что один лучше другого.

— Вашего согласия и не требуется, — сухо парировал Сент‑Мор. — Все, чего я хочу от вас, — это соответствия общепринятым нормам. В тех кругах общества, в которых вам в скором времени предстоит вращаться, ваша… привычная манера речи будет воспринята негативно, поэтому научиться говорить в соответствии с требованиями высшего света — это не лицемерие, а правильная стратегия достижения нашей общей цели. Впрочем, с прислугой вы можете говорить в своей привычной манере, поскольку домашняя челядь судит о своих господах по иным стандартам, ожидая по большей части финансовой выгоды.

— Ну хорошо, — пробормотала Нелл. — Пусть будет так, если вам это нужно. В конце концов, это ваша затея, не моя.

— Это наша общая затея, мы оба должны играть в этом спектакле, — неожиданно резко сказал Сент‑Мор. — Для всех нас «Весь мир — театр, и люди в нем — актеры», как писал великий Шекспир.

— Он также писал, что жизнь — это история, рассказанная идиотом и не имеющая никакого смысла, — парировала Нелл. — Так, может, лучше сразу лечь в могилу?

— Но почему? К чему такие сложности в простых вещах? — нетерпеливо возразил Сент‑Мор. — Цель ваших занятий — стать богатой, вот и все, и не надо никакого благородства, чтобы достичь этой цели. Деньги принесут вам немало удовольствия, разве этого не достаточно?

— Нет, не достаточно, — твердо сказала Нелл, глядя ему в глаза.

До своего появления в графском доме она и не подозревала, какая глубокая пропасть лежит между аристократами, подобными Сент‑Мору, и бедняками, подобными ей и ее соседям. Теперь же в его рассуждениях она услышала оправдание его нежелания хотя бы задуматься над судьбой несчастных соотечественников.

— Деньги не есть добродетель и не могут быть конечной целью, — со значением произнесла она. — То же самое относится к удовольствиям. Если бы вы знали, что такое пристрастие к спиртному, вы бы поняли это.

— У вас очень категоричные суждения. Должно быть, это для вас весьма утомительно.

— Пожалуй, да, потому что все думают, что у меня не должно быть никаких суждений.

— Надеюсь, меня вы не относите к категории этих «всех». И все же нельзя не признать, что вы умны.

— Да, это так.

Этот комплимент польстил ей против ее воли. На занятиях танцами, манерами и речью она все время чувствовала себя тупым ребенком, и ей уже начинало казаться, что весь мир считает ее тупицей.

Сент‑Мор едва заметно улыбнулся:

— Насколько я понимаю, у вас есть определенные намерения относительно своей доли наследства. Я прав?

Об этом она еще не думала, не видя смысла в мечтаниях о чуде, которому вряд ли суждено сбыться. Однако вопрос Сент‑Мора неожиданно пробудил в ее голове ответ:

— Если я получу наследство, то куплю табачную фабрику, на которой работала.

— Да? — Его улыбка стала шире. — Чтобы отомстить?

Она нахмурилась такому странному предположению.

— Какая месть? Я куплю ее, чтобы изменить к лучшему. К примеру, сделаю большие окна в рабочих цехах.

— Так вы реформатор? — Он приподнял одну бровь. — Вы, презирающая так называемых благодетелей? Какая ирония!

— Я презираю благодетелей, которые на самом деле не делают никакого блага, — неожиданно резко сказала Нелл. Потом тяжело вздохнула и уже мягче произнесла: — Наверное, я просто не в духе. Этот чертов корсет не дает мне дышать. Черт побери! Бьюсь об заклад, о предметах нижнего белья тоже нельзя говорить в присутствии джентльмена.