фестивале в Рединге, был разочарован <сырым и бесцельным> выступлением в

Любляне. По его словам, <это не было похоже на дикое, необычное

выступление, которое сорвалось. Это было хуже - посредственность>.

Конечно, там были знакомые черты: хард-роковые ударные и отрывистый звук

гитары (не Кобейна, а Смира). Виолончель добавила группе мелодичности.

Однако часто самый лучший материал с Nevermind и In Utero превращался в

ленивую импровизацию, недостойную оригиналов. Если паньше НИРВАНА лучше

играла на концертах, чем в записи то теперь все обстояло наоборот.

Трехминутная классика вроде <Drain You> и <Rape Me> превратилась в

растянутый джем, и сами музыканты, кажется, думали только о том, как бы

отработать положенное время и побыстрее покинуть сцену.

1 марта НИРВАНА выступала в Мюнхене. Курт потерял голос после третьего

номера, прорычал в микрофон несколько импровизированных строк и на

следующий день вынужден был обратиться к врачу. Ему был поставлен диагноз

<тяжелый ларингобронхит> и рекомендовано несколько недель отдохнуть.

Группа вынуждена была отложить оставшиеся тридцать три концерта. При этом

личный врач Курта считал, что ему необходимо по меньшей мере <два месяца

отдыха и учиться нормально петь>. Ответом Курта явился очередной курс

самолечения с помощью героина. 2 марта Курт вылетел в Рим. Он сказал

одному из репортеров, что нет никаких шансов возобновления тура.

В этот же день вечером он остановился в римском отеле <Excelsior> через

дорогу от американского посольства. На следующий день из Лондона прилетела

Кортни с ребенком и няней. В этот же вечер Курт послал служащего гостиницы

получить по рецепту в аптеке роипнол, сильный транквилизатор,

использующийся иногда для снятия симптомов героиновой абстиненции. После

этого он заказал в номер две бутылки шампанского.

То, что произошло впоследствии, в объяснениях различных сторон

описывалось то как <неумышленная передозировка>, то как потеря сознания

<на почве сильной усталости>. Дело обстояло следующим образом. Проснувшись

рано утром 4 марта, Кортни заметила струйку крови, вытекающую из носа

Курта. После безуспешных попыток привести мужа в сознание она вызвала

<скорую помощь>. Сначала все происшедшее было расценено как несчастный

случай. Однако впоследствии выяснилось, что Курт проглотил никак не меньше

пятидесяти таблеток и оставил записку.

Под вымышленным именем Клод Пупон в семь часов утра Кобеин был помещен

в <Клинику Умберто 1>, а затем переведен в американский госпиталь. После

двадцати двух часов, проведенных в коме, Курт пришел в себя и потребовал

<убрать эти чертовы трубки> у себя из носа.

Рим никогда не был местом, где знаменитость могла чувствовать себя

спокойно. После того как доктор Освальдо Галетта заверил прессу, что в

организме его пациента <не произошло необратимых нарушении и высшие центры

мозга остались незатронутыми>, журналисты словно сорвались с цепи.

Итальянское телевидение показало репортаж, как безжизненного Курта выносят

из отеля и Кортни кричит оскорбления репортерам. CNN прервало свою

предачу, чтобы ошибочно сообщить о смерти Кобейна. Во всей этой

информационной кутерьме руководство Gold Mountain решило представить

инцидент в Риме как несчастный случай. Было заявлено, что Курт просто

<хотел отпраздновать свою встречу с Кортни после долгой разлуки>.

Впоследствии многие из друзей Курта сожалели о том, что не знали об этой

первой попытке самоубийства и не пытались с ним поговорить. Спустя пять

дней Кобейн в сопровождении жены и дочери покинул госпиталь в Риме и

вылетел в Сиэтл.

Один из друзей вспоминал, что в этот период Кортни <строила перед

Куртом различные проекты, словно он был ребенком, рассматривающим книжку с

иллюстрациями, о том, что она, Кортни, сможет все уладить с бизнесом>.

Чаще всего, однако, в этом не было никакой необходимости, потому что Курт

начинал клевать носом уже с вечера. При этом его раздражало, что <Кортни