Я начал было чертыхаться, но в конце концов досадливо рассмеялся.

— Ладно, дело сделано, и его уже не поправишь. Как бы то ни было, нам все равно пришлось бы развязать его, перед тем как въехать в город.

— Вы будете жаловаться губернатору? — спросил пастор.

Я покачал головой.

— Если бы Ирдли пошел против королевского фаворита, такая дерзость могла бы стоить ему и должности, и головы. Это мое частное дело, и я никого не собираюсь впутывать в него против воли. Давайте сядем на лошадей и поедем отсюда, ведь не исключено, что милорд и его лекарь уже встретились и замышляют новые козни.

Я вскочил на Черного Ламораля и посадил мистрис Перси сзади.

Спэрроу и негритянка сели на гнедую кобылу, а Дикон, упорно не раскрывая рта, потащился пешком.

И проклятую рощу с привидениями, и пестрый багряно-желтый лес мы проехали без приключений. Все молчали: моя жена была слишком утомлена для беседы, пастор раздумывал над тем, каким образом удалось развязаться итальянцу, а я был всецело поглощен своими собственными мыслями. Когда мы проехали перешеек, уже стемнело, и в домах, стоящих вдоль улицы, начали зажигаться факелы. Комната на верхнем этаже гостиницы была ярко освещена, окно ее открыто. Черный Ламораль и гнедая кобыла громко стучали подковами, а я принялся насвистывать веселую старую песенку, которую выучил когда-то на войне в Нидерландах. В окне появился человек в черно-алом камзоле и посмотрел вниз, на нас. Тогда сидевшая позади меня леди выпрямилась и вскинула усталую голову.

— Когда мы опять пойдем гулять в лес, Рэйф, — проговорила она звонким голосом, — то прошу тебя — покажи мне то дерево! — И она рассмеялась своим серебристым смехом и продолжала смеяться, покуда мы не миновали гостиницу и фигуру в верхнем окне. Тут ее смех перешел во что-то, похожее на всхлипывание. Наверное, в эти минуты она испытывала боль и гнев — я чувствовал то же самое! До сих пор она ни разу не назвала меня по имени, а сейчас всего лишь использовала его как оружие, чтобы еще сильнее уязвить того, кто глядел нам вслед.

Наконец мы подъехали к дому пастора и спешились. Дикон отвел лошадей в конюшню, а я, взяв свою жену за руку, проводил ее в гостиную. Преподобный Спэрроу пробыл с нами недолго — обсудив со мною меры предосторожности, которые я намеревался принять, он удалился к себе. Едва он вышел, как вошел Дикон.

— Ах, как я устала! — вздохнула мистрис Джослин Перси. — Позвольте узнать, капитан Перси, какое сверхважное дело заставило вас не прийти на свидание с дамой? Вам следует отправиться ко двору, сэр, чтобы научиться галантности.

— А куда следует отправиться жене, чтобы научиться послушанию? — спросил я. — Вы же знаете, куда я ездил и отчего не смог повести вас на прогулку. Почему вы ослушались моего приказа?

Она широко раскрыла глаза:

— Вашего приказа? Но я не получала никакого приказа, впрочем, если бы и получила, то не подчинилась бы все равно. Вы говорите, что я будто бы знала, куда вы поехали, но, сэр, я понятия не имею, ни куда вы ездили, ни зачем!

Я оперся рукой на стол и перевел взгляд с нее на Дикона, потом опять на нее.

— Губернатор послал меня успокоить брожение, начавшееся в одной из ближайших индейских деревень. Так что в лесу сегодня было очень опасно. Но это еще не все, сударыня, наш вчерашний разговор о прогулке в лес был подслушан итальянцем. Когда нынче утром мне пришлось уехать, не переговорив с вами, я велел сообщить вам, куда я поехал и зачем, и передать, чтобы вы ни в коем случае не выходили за пределы сада. Разве вам ничего об этом не сказали?

— Нет! — воскликнула она.

Я снова посмотрел на Дикона.

— Я сказал госпоже, что вам пришлось уехать по делу, — хмуро буркнул он, — и что вы сожалеете, что не можете проводить ее в лес.

— И больше ничего?

— Нет.

— Позволь узнать почему?

Он откинул голову и выставил вперед подбородок.

— Я был уверен, что паспахеги ее не побеспокоят, — дерзко ответил он, — а про другую опасность вы, сэр, не сочли нужным мне рассказать. Госпоже хотелось пойти в лес, и я подумал, что жаль лишать ее удовольствия из-за пустяков.

Вчерашний день я провел на охоте, и мой хлыст все еще лежал на столе.

— Я всегда знал, что ты наглый и дерзкий плут, — сказал я, сжав его рукоять, — теперь же знаю, что ты еще и вероломен. Я считал, что ты обладаешь всеми недостатками, присущими солдату, но наделен также и его достоинствами. Выходит, я обманулся. Непокорного слугу я еще мог бы простить, но солдата, предавшего оказанное ему доверие...

Я поднял хлыст и принялся стегать его по плечам. Он стоял молча, побагровев до корней волос и стиснув руки в кулаки. Минуту или чуть больше в комнате были слышны только звуки ударов, потом жена моя крикнула: