Еще звонок.

Автовокзал? У вас есть рейсы в Куйбышев? Нет прямых? А через Куйбышев? Тоже нет? Спасибо.

Мазин молча наблюдал за его активностью.

Наконец Сосновский перестал звонить и сформулировал выводы:

— Автобусом она уехать не могла. Поездом… Если бы она выехала поездом, то уже была бы в Куйбышеве, а ее там нет. Посмотрим, что скажет авиация, но я знаю, что они скажут.

Он ошибся.

Из аэрофлота позвонили минут через десять:

— Это вы запрашивали о Филиной?

— Мы, девушка, мы. Что, не нашли?

— По документам, Филина Д. Т. вылетела в Куйбышев позавчера рейсом номер 2754, в тринадцать часов двадцать минут.

— А самолет не пропал?

— Неуместная шутка!

— Какая там шутка! Это наш самолет или куйбышевский?

— Самолет АН–25 приписан к нашему аэропорту. Командир корабля — товарищ Алексеенко.

— Спасибо.

Боб глянул на часы:

— Успеем к самому вылету. К счастью, у меня дома есть ее фотография. Сам снимал в прошлом году.

Мазин покорился.

Борис вел машину, срезая углы и пугая пешеходов. У своего дома он тормознул так, что Игорь чуть не ткнулся носом в стекло, и бросился за снимком. Потом они помчались еще быстрее.

Разговор произошел в самолете. Сосновский вынул фотографию, на которой Диана была изображена в полупрофиль, и попросил членов экипажа посмотреть, не помнят ли они такой пассажирки. Летчики и стюардесса рассмотрели фотографию добросовестно, но все покачали головами. Они явно чувствовали себя виноватыми, эти славные молодые ребята и светленькая миловидная девушка.

— А место, на котором она сидела, нельзя уточнить? — предложил один.

Оказалось, что можно. Место было четырнадцатое.

— Не припоминаете? — спросил Боб бортпроводницу.

— На этом месте сидела совсем другая женщина. Простоватая, такая, в платке. Ей нехорошо было, тошнило, потому я и запомнила.

— Часто пассажиры сидят не на своих местах, — сказал штурман.

— Да, да, — обрадовалась девушка, — она же могла сесть и не на свое место…

Но ни один из членов экипажа не запомнил в самолете женщины, похожей на Диану Филину.

Мазин возвращался с работы…

Погода опять испортилась, холодные мелкие капли кололи лицо, прохожих было мало, а машины двигались медленно и тихо в пятнах света, заштрихованных дождевым пунктиром.

Поужинать в ресторане Игорь решил неожиданно. Он не любил ресторанов, предпочитал выпить бутылочку вина дома с приятелем, но сейчас его потянуло в обстановку взбадривающей суеты, отвлекающей от трудных проблем.

Мазин отдал плащ швейцару, пригладил волосы перед тяжелым зеркалом в раме–виньетке и заглянул в зал. Там было полно народу, шумно, под люстрами плыл табачный дым, и оркестр, не очень заботясь о качестве, тянул популярный шлягер.

Рассчитывать на отдельный столик не приходилось. Игорь осмотрелся, стараясь найти компанию поменьше и поскромнее, ничего не нашел, и, чувствуя себя неловко, стоял в широких и высоких дверях, занавешенных портьерой из зеленого плюша.

— Прошу вас, гражданин! — сказал ему сутулый официант с поблескивающей в электрических огнях лысиной.

Мазину показалось, что его просят пройти с прохода, однако официант звал в глубь зала, где вдоль стены располагалось несколько кабинетов. Вернее, закрытыми кабинетами они были давно, может быть, при нэпе, а потом их перестроили в полуогороженные помещения, прикрытые все теми же плюшевыми портьерами. Ресторан был не из модных.

— Вас приглашают, — пояснил — лаконичный официант старой, видимо, закалки и приоткрыл портьеру.

Мазин глянул с любопытством р увидел человека, которого встретить никак не ожидал. В кабинете, похожем на театральную ложу, сидел за двухместным столиком профессор Филин.

— Игорь Николаевич, добрый вечер.

— Это вы? — удивился Мазин, недовольный тем, что вместо обстановки отвлекающей он попал вроде бы опять на работу.

— Я осмелился пригласить вас к своему столу, потому что вы находились в затруднительном положении.

— Благодарю вас, — сказал Игорь, придумывая предлог для отказа, но подходящего не нашлось, и он сел в мягкое полукресло напротив профессора.

— Леонтий, подай, пожалуйста, карту моему молодому другу, — обратился Филин к официанту тем полубарским тоном, с которым Мазину сталкиваться никогда не приходилось, разве что слышать в кино.