Шрифт:
Ирочка, кокетливо улыбнувшись, протянула Николаю руку, ладонью вверх. Он сосредоточенно, видно ушел в свое дело целиком, взял ее руку, рассмотрел внимательно. Приложил ее большой палец к стеклышку, предварительно покрыв его тонким слоем черной краски, по-видимому, типографской. Аккуратно прижал палец, так что бы он равномерно покрылся краской и приложил вымазанный пальчик, любопытной девушки, к листу бумаги с ее именем попутно объясняя:
– Буквы бпл означают: большой палец левой руки, дальше идет указательный, средний, и так далее. Когда мы снимем все Ваши отпечатки, то сравним их с теми, что собрали на месте преступления, что бы отделить ваши следы от следов преступника. – Важно закончил он.
Пока Николай занимался девочками в библиотеку, вошли Феся и Марыся, кто-то дал им указание, принести тазик, кувшин с теплой водой, щетку, мыло и полотенца. Горничные разместили все это на маленьком столике подле дверей и остались смотреть, на чудачества господ.
Процедура эта оказалась затяжной, Николай ушел в свою работу, девочки притихли, когда с Ирой закончили, она помыла руки и присела на диван, наблюдая за тем, как снимают отпечатки у Лизы. Семен Михайлович отошел к книжным шкафам, сняв с полки книгу, рассеяно ее листал, тетя сидела все в том же кресле у стола, задумчиво уставившись невидящим взглядом в одну точку, Георгий Федорович мерил шагами библиотеку, прохаживаясь вдоль окон, я стояла у крайнего окна, и смотрела на мертвый зимний сад. Никто не разговаривал.
Процедура продолжалась. Когда я, без лишних слов, позволила снять отпечатки у себя, слуги мои, толпившиеся в гостиной успокоились и, не сопротивляясь, но с чисто детским любопытством, доверились Николаю.
Я перешла в гостиную, присела на подоконник, все собрались в библиотеке, здесь было тихо и пусто. Георгий подошел не слышно, увидев его рядом, я даже вздрогнула.
– Почему опечалилась, милая?
– Это не печаль. Я думаю.
– О чем?
– О тете, что она скрывает, мне казалось, я ее знаю как себя саму, а тут вдруг какие-то тайны.
Он легонько, украдкой, погладил меня по плечу.
– Не думаю, что она скрывает, что-то особенно страшное, скорее всего, просто твоя тетя пытается защитить всех вас от лишних пересудов и людской молвы. Эта история поднимает со дна давно забытые неприятности, да и таинственная Дария Любомировна, судя по всему, была скандальной особой.
Я сорвалась с места.
– Хочешь, покажу тебе ее портрет, на нем как пророчество, нарисован тот самый нож, которым убили ее сына, пошли. – И я потащила за собой Георгия в танцевальную залу.
Мы несколько минут постояли перед портретом, молча, я дала возможность Георгию хорошенько рассмотреть это произведение великого художника, ибо мне казалось, если бы не трагическая смерть, Илья, стал бы выдающимся творцом. Наконец Гриша оторвался от созерцания портрета, и обернулся ко мне.
– Человек писавший его очень талантлив.
– Да, я расскажу тебе его историю. – И пересказала, что узнала об Илье и Дарье от тети. История произвела на Георгия тягостное впечатление.
– Обидно когда из-за ничтожеств погибают великие таланты, к сожалению, в истории так часто бывает, достаточно вспомнить Пушкина и Дантеса.
– Странное сравнение, но я с тобой согласна, не знаю, каким был Дантес, но наша Дарья показала себя не с лучшей стороны.
Мы посмотрели друг на друга, он мягко обнял меня за талию и еще секунда, забыв обо всех опасностях, мы бы страстно целовались, но раздался тихий стук в дверь. Пришлось отстраниться, отойдя на приличное расстояние от Георгия, я разрешила:
– Войдите.
В залу вошел Петр.
– Анастасия Павловна, там госпожа Анфиса Андреевна Теличкина, с сыном, просят принять. – Я искренне удивилась, что им нужно?
– Проводи их в парадную гостиную, я уже иду.
Мы вернулись в гостиную и почти сразу же вошли наши гости. Анфиса Андреевна сильно изменилась с нашей последней встречи, несмотря на то, что прошло всего пару дней. Она осунулась, одетая в темно-серое строгое платье, небрежно причесанные волосы были стянуты в простой узел, Анфиса Андреевна, казалось, даже, постарела. Ее сын, почтительно державшийся позади маменьки, был мрачен, на добродушном лице застыла маска печали.
Георгий Федорович тихо удалился в библиотеку, вместо него пришли девочки. Я указала гостям на гостиную группу, возле печки, там было теплее, состоящую из небольшого диванчика, двух кресел и чайного столика в стиле бидермейер, модным во времена деда Миши, хотя многие считали сейчас, этот стиль мещанским, мне нравилась его практичность и уютность, если можно так сказать. Многие мои гости были в восторге от разноцветных, вышитых подушечек, разбросанных по креслам и диванам, они, по общему мнению, создавали уют, не признавалась я только в том, что эти подушечки, служили не украшением, а прикрытием для протертой обивки мебели.
Гости чинно уселись, я послала за чаем, кофе, сладостями. Когда чайный столик был накрыт и покончили с церемониями, решилась, спросить:
– Мы очень рады видеть вас, Анфиса Андреевна, Василий Федорович, - я вежливо склонила голову в сторону гостя, – но что вас привело в наш дом, может по делу какому?
– Да нет, дорогая Анастасия Павловна, мы так проездом, согреться. – Коротко ответила Анфиса Андреевна.
– А куда ездили? Ира налей Василию Федоровичу чаю, или кофе?
– Чай, если можно, спасибо.