— Да, так он о себе говорил. По крайней мере, тут он сказал правду.

— Что это значит? В чем ты его обвиняешь?

— Он пообещал жениться на моей дочери Деборе, но, похоже, и не думает выполнять обещание.

Я покачал головой.

— Он не мог обещать жениться на твоей дочери, потому что в Александрии его ждет жена и двое, нет, трое детей. Салмо женат, и я смело положу за него руку в огонь.

Даниэль равнодушно пожал плечами.

— Этого я никогда и ни для кого не стал бы делать — я имею в виду класть руку в огонь. Вообще же у меня есть письменное подтверждение его намерения жениться на Деборе.

— Что? Он объявил об этом письменно?

Даниэль кивнул.

— Как и принято у культурных народов — все равно, к какой культуре они принадлежат. Мы, евреи, составляли наши договоры письменно еще в те времена, когда греки и римляне не знали ни языка, ни письма.

— А, — усмехнулся я, — я вижу, ты образованный человек, Даниэль, докажи мне теперь, что ты еще и честный человек.

Он тотчас поднялся.

— Конечно, конечно. Сейчас я принесу документ.

Он подошел к окну, склонился над тяжелым, обитым железом сундуком и заскрипел ключами и задвижками. Вернувшись, он положил передо мной пергамент, покрытый еврейскими письменами.

— Я не знаю еврейского языка и письма. Прочти мне.

— Как пожелаешь. Итак. Саломон бен Наум из Александрии и Даниэль бен Симон из Антиохии заключили следующее соглашение: Саломон согласен и готов взять в жены Дебору, дочь Даниэля, в течение этого года и считает этот договор доказательством и знаком того, что он помолвлен с Деборой.

Составлено в Антиохии в 4-й год правления императора Марка Антония и в 338-й год после победы Селевка Никанора.

— Вот подписи Саломона бен Наума и моя, — сказал Даниэль, сунув документ мне под нос.

Указательным пальцем он постучал по подписи Салмо, и это прозвучало похоже на барабанную дробь. Мне бросилось в глаза, что текст написан очень убористо и мелко, хотя почти треть пергамента оставалась свободной и вовсе не надо было экономить место.

— Хорошо, — сказал я, — а теперь я хотел бы услышать мнение Салмо.

Слабое подобие улыбки промелькнуло на лице Даниэля, но глаза его по-прежнему ничего не выражали.

— Он уже выразил свое мнение своей подписью, которая говорит ни о чем ином, как о том, что он хочет жениться на Деборе.

Он снова постучал пальцем по пергаменту. Я покачал головой.

— Иногда бывает, что подписываешь одно, а имеешь в виду совсем другое.

— Тогда он нечестный человек.

— Или его обманули. Итак, я еще раз прошу позволить мне поговорить с Салмо.

— В первый раз ты не просил меня… Впрочем, почему бы и нет? Но я считаю уместным, чтобы при этом присутствовала и Дебора.

— Потом — пожалуйста. Но теперь я хотел бы поговорить только с тобой и с Салмо.

Даниэль поднял маленький серебряный колокольчик и слегка позвонил.

Слуга ввел Салмо почти сразу же, как будто все уже было заранее подготовлено. Когда он увидел меня, лицо его просияло так, как будто я принес ему весть о помиловании.

— Господин! Наконец-то! Я уже думал, что ты забыл про меня. Надеюсь, ты не поверил этому лгуну и отъявленному мерзавцу?

— Стоп, Салмо, стоп! Прежде всего, это тебя обвиняют в том, что ты пытался в доме Даниэля бен Симона его дочь Дебору…

— Что? — взволнованно перебил он меня, и его оставшийся глаз гневно сверкнул. — Что это я пытался? Эта ветреница чего только не делала, чтобы забраться в мою Постель. В конце концов, я ведь мужчина, а потом приходит этот пройдоха и, как каждый здесь знает, лживый подлец и…

Теперь вмешался Даниэль, который до сих пор выслушивал гневную тираду Салмо совершенно безо всякого выражения на лице. Он поднял пергамент и сказал:

— Прежде чем ты выдумаешь для меня новые оскорбления, взгляни на это.

Салмо упрямо покачал головой:

— Меня не проведешь, ты уже подсовывал мне это в погребе.

— Ты подписал этот договор? — спросил я.

— Да, похоже, что это моя подпись. Но этот текст… этот текст мне незнаком, то есть Даниэль говорил об этом, но я его высмеял…

Терпение мое начало иссякать, в то время как хозяин дома сидел так спокойно и невозмутимо, как будто речь шла о чем-то совершенно постороннем, а не о замужестве его дочери.