Ему понравилась эта идея, и я принялась за работу.

Тони тоже был сговорчивым клиентом. Он придумал свой собственный персонаж: иронического супергероя, “Хайпмэна” – просто замечательно. Его изящное мускулистое тело смотрелось бы великолепно в трико супергероя; все, что нам нужно было добавить, – это эмблему Хайпмэна, которую я сварганила в мгновение ока. Мы решили, что мантию ему делать не будем, раз уж мы решили сделать ее для Дэвида, а сделаем жесткие воротничок с расширенными плечами, которые я соорудила из корсетной проволоки. Вуаля! Тони был в восторге.

Остальные были далеко не так влюблены во всю эту затею, хотя ничего не говорили. Ну, да, окей, я понимала: одно дело быть стрейт-мачо-рок-н-ролльщиками в Дэвидовской группе, и совсем другое – наряжаться в эти глупые прикиды и прыгать в них по сцене, как настоящие гомики. Что люди подумают?

Все нормально, сказала я им. Им не нужно одевать трико или накидки и т.д. Они могут быть кем угодно – кем придумают, лишь бы это был сценический персонаж, а не они сами.

Это убедило их. Джон Кэмбридж, которого тянуло ко всему американскому, решил изобразить ковбоя (очень просто: рубаха с бахромой, сапоги и тому подобное; он сам себе все подобрал), а Ронно, после мучительных сомнений, согласился, что если уж ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нельзя оставаться самим собой – таким сексапильным в тугих джинсах и расстегнутой на груди белой рубашке, то он так уж и быть станет Гангстермэном. Так что мы вместе отправились в город, и нашли ему на Карнеби-стрит новенький двубортный костюм – просто необыкновенное произведение искусства из сверкающего золотистого бархата – да еще и задешево: за 60 фунтов, если мне память не изменяет. Добавили еще пару аксессуаров, и он начал выглядеть просто потрясающе. Ей-богу, я бы смазала его “пистолет”, если бы мне для этого не пришлось становиться в очередь за всеми лондонскими девушками.

Значит, таким был состав команды для “Раунд-Хауз”’овского шоу: Космическая Звезда, Хайпмэн, Гангстермэн и ковбой. Если вам кажется, что это звучит, как прототип Вилледж Пипл, то вы не так уж далеки от истины. Если вы подозреваете, что это слегка опережало свое время, а значит, на это трудно было правильно среагировать, то вы определенно не далеки от истины. Толпа в “Раунд-Хаузе” отнеслась к новой Хайп с гораздо меньшим энтузиазмом, чем к знакомому джинсовому акту Кантри Джо. Я даже читала, что Дэвид “провалился” в тот вечер, и что большинство зрителей были “сбиты с толку”.

Если оставить в стороне объективность критиков (кто знает, что думали зрители?), то, что они были “сбиты с толку” – хорошо. Если бы они обалдели, было бы еще лучше. Но сбиты с толку – тоже хорошо, по крайней мере шаг в нужном направлении. Это вызывает любопытство, а любопытство создает резонанс. Так что в тот вечер могли поползти слухи в андеграунд-кругах. В среде жадных до новых направлений людей, стоящих всегда немного впереди своего времени, мог возникнуть интерес. Могло начать складываться ядро естественных Дэвидовских последователей.

В любом случае, мы знали, что если не для других, то для нас это хорошо.

Поставить это шоу было просто здорово; казалось, это как раз то, что надо. Я была счастлива: я видела, как Дэвидовская звездность проступает из тьмы – из этого необъятного бесформенного моря джинсового синего хлопка и становится светлее, ярче, свежее, пестрее. ГОРАЗДО пестрее.

Но самой большой удачей, конечно, было платье. Вернее платья. Их было два: одно – бледно-зеленое, а другое – роскошное кремово-голубое. Точнее, это были не совсем платья. В них не было выточек. Это был современный вариант роскошных средневековых облачений, какие носили короли и прочая знать.

Создал их мистер Фиш, дизайнер, более известный своими галстучками и модными костюмчиками, которые он шил для таких, в плане одежды, невдохновляющих рокеров 60-х, как Дэйв Кларк Файв. Именно в его магазине на углу Сэвил-роу (в подвальном помещении, а не в верхнем салоне, где были выставлены обычные вещи) я заметила ЧТО он делает. Я просто не могла поверить своим глазам. Это были просто РОСКОШНЫЕ вещи: мягчайший шелковый велюр самого лучшего качества; изящнейшая отделка из китайской тесьмы спереди; ворот углом; подол, доходящий до лодыжек: удивительная работа!

Я показала их Дэвиду, и он тоже восхитился. Он понимал толк в костюмировании еще по своим дням с Линдсеем Кемпом (и Наташей Корниловой – Кемповским дизайнером по костюмам, с которой у него была любовная связь, не смотря на то, что Кемп считал его своим любовником). Так что он сразу понял, что это – драгоценная находка. Он мгновенно сгреб эти платья и удалился в примерочную, не взирая на то, что мистер Фиш назвал нам непомерную цену: 300 фунтов за каждое из двух платьев.

Когда он вышел из примерочной, настала такая тишина, что можно было расслышать порхание бабочки. Мы с мистером Фишем оба стояли, как громом пораженные, с открытыми ртами, не в силах вымолвить ни звука. Дэвидовская грация танцовщика, утонченные черты лица и роскошные длинные белокурые волосы до того сочетались с этим потрясающим платьем, что мы почувствовали себя так, будто мы умерли, вознеслись на небо и пробудились в будуаре прекраснейшего, нежнейшего и мужественнейшего сэра Галахада – самого идеального из всех, каких только можно вообразить. Боже, что это была за красота, что за имидж!

Мистер Фиш первым оказался способным заговорить:

“Я продам вам их по 50 фунтов за штуку, – сказал он, только поклянитесь мне, что будете всем рассказывать, где их купили.”

Так мы и сделали. Мы оказали услугу мистеру Фишу, а платья мистера Фиша сослужили неоценимую службу нам. Дэвид носил их во время своей первой поездки в Штаты – рекламного тура по радио-станциям, организованного Роном Оберманом, тогдашним главой паблисити-отдела нью-йоркской “Меркури”. Дэвид шокировал стрейтов до смерти, а антеннки законодателей моды мгновенно настроились на его послание, чего он одной лишь музыкой мог бы и не достичь.