Шрифт:
Мэг увела перепуганную девочку, а Ральф, отдав все необходимые распоряжения, стал дожидаться врача.
Врач приехал через час, мельком взглянул на Лоуренса, сразу же сказал, что нужна срочная госпитализация, и художника увезли в госпиталь, который находился неподалёку, в монастыре Святой Елены.
Чуть свет Кария прибежала к отцу в спальню и робко постучав, вошла. Ральф не ложился этой ночью.
– Всё в порядке, дорогая. Через недельку наш друг навестит нас – вот увидишь. И вы снова будете гулять в парке, беседовать и любоваться розами.
Но ни через недельку, ни через месяц Лоуренсу не суждено было появиться в доме Нордов – всё оказалось намного серьёзнее, чем обычная простуда. Зная о стеснённых жизненных обстоятельствах художника, Ральф взял на себя все расходы по его лечению, а два месяца спустя и все расходы по организации похорон.
Он никак не решался сказать об этом дочери, пока случай не расставил всё по своим местам.
Кария часто и подолгу стояла у окна в кабинете отца – отсюда хорошо просматривалась вся центральная аллея парка. В надежде увидеть нескладную, долговязую фигуру своего лучшего друга, она и с Цезарем не играла и рисунки забросила.
В воскресный день её ожидание было, наконец, увенчано успехом: на аллее показался кто-то, но из-за плотного тумана невозможно было разглядеть, кто.
Кария выбежала навстречу долгожданному гостю и остановилась в недоумении: пожилая худощавая дама, одетая во всё чёрное, приближалась к ней.
– Здравствуйте. Вы ведь Кария – я не ошиблась? У меня есть кое-что для Вас.
Дама протянула конверт. Кария открыла его и узнала почерк Лоуренса.
Слёзы выступили на глазах девочки. Она вопросительно посмотрела на даму…
– Будет лучше, если Вы отведёте меня к Вашему отцу, мисс.
Ральф сразу понял, кто перед ним – Лоуренс был очень похож на мать. Он указал на кресло:
– Прошу Вас, миссис Лоуренс.
– Я вижу, Вы узнали меня, мистер Норд. Да, я мать бедного Стива. Я пришла, чтобы поблагодарить Вас за всё, что Вы сделали для моего мальчика и чтобы передать Вам вот это, – она указала на конверт в руке Карии. – Стив часто писал мне о Вас, о том, что подружился с Вашей дочерью, об её удивительном даре…
Всё это я нашла в его комнате, квартирная хозяйка сохранила все его бумаги и холсты.
Я взяла на себя некоторую смелость и отправила их на Ваш адрес. Думаю, что и Вам и маленькой мисс Норд будет приятно иметь у себя частичку сердца своего бедного друга.
Кария подошла к миссис Лоуренс, обняла её крепко – она всё поняла без слов и объяснений. Мать художника ошеломлённая столь неожиданным порывом, не смогла произнести ни слова. Её руки гладили худенькие вздрагивающие плечики малышки, а по впалым, морщинистым щекам катились слёзы.
Часть четвёртая
– Ну что ж, друзья мои, я начинаю.
Миссис Лоуренс открыла великолепное издание: книгу с рисунками Карии и небольшой повестью Стива.
С того дня, как мать художника появилась в доме Нордов, прошло более полутора лет, и Ральф с дочерью привязались к этой одинокой, немногословной женщине. Ральф уговорил её продать дом в Керокке и переехать к ним. Деньги, вырученные от продажи дома, были положены в надёжный банк под хорошие проценты: теперь это был фонд Стива Лоуренса, созданный в помощь одарённым, но бедным людям: художникам, поэтам, музыкантам…
Миссис Лоуренс обрела настоящую семью, ей доставляло удовольствие заботиться о Ральфе и Карии, и они платили ей взамен теплом и любовью.
Сегодняшний день был особенным: вышла книга, которую ждали давно.
Все собрались в гостиной, за празднично накрытым столом. Здесь были развешены картины Лоуренса. На двух была изображена Кария, но совсем не такая – более взрослая, задумчивая и печальная, гораздо печальнее и серьёзнее, чем в жизни.
В распахнутые окна майский ветерок доносил аромат цветущей белой сирени… и роз, конечно же, роз.
Была середина мая…
«…была середина мая – время, когда уже достаточно тепло, но ещё нежарко, и можно целыми днями писать пейзажи цветущих склонов Карии.
Мы лежали в густой, молодой траве… Я смотрел, как ты покусываешь травинку, и вспоминал день, когда увидел тебя впервые.
Ты бежала по лазурной мостовой, распахнув гибкие руки-крылья, и синее солнце сияло за твоими плечами…
Я и не заметил, как мой мольберт слетел вниз – ты, пробегая, зацепила его кончиками пальцев. Пейзаж был безнадёжно испорчен – внизу тянулась песчаная отмель, и тысячи тысяч песчинок, словно того и ждали – прилипли к свежим мазкам масляной краски.