Жизнь сделалась прекрасна. Я просыпался во сколько хотел, неспешно шел на кухню и, глядя в окно, знакомился с текущей синоптической обстановкой, а также общей политической ситуацией в стране. Затем, смотря по настроению, включал или мультики по телевизору, или Высоцкого по магнитофону (мать как раз принесла со службы пару новых кассет) — и приступал к торжественной процедуре изготовления завтрака: жарил яичницу по рецепту борца Константина Хрящикова. Хрящ и еда вообще оказались довольно тесно сплетены в этой жизни…

…Вторую половину ушедшего лета наша секция самбо провела на спортивных сборах. Чудовищно длинных: по случаю фестиваля молодежи и студентов было издано постановление детей из столицы изъять, дабы не путались под ногами участников всемирного форума, не мешали своими соплями крепить дружбу между народами — сорок два дня вышла та смена, включая «день приезда — день отъезда»! Меня, честно говоря, всегда с той поры разбирает смех, когда отечественные футболисты жалуются на «долгие», «изнурительные», «выматывающие» двухнедельные сборы. А то и — две с половиной (!) недели. А уж когда речь заходит про такое варварство и оружие массового поражения, как ДВУХразовые тренировки… Преступление против человечности практически. Вот слушайте.

Подъем, и утренняя пробежка с разминкой. Небольшая пробежка, километра полтора всего до плотины, где купание в проточной воде. Или два. И обратно — столько же, вряд ли больше. Говорю же, это всего лишь разминка. Вот после завтрака — это да, уже тренировка. Возможно, на ковре, но и вполне возможно, что на крутом берегу реки Пахры, вверх-вниз, вверх-вниз по песчаной тропке, в которой ноги вязнут по щиколотку. И это хорошо, если еще один бежишь, а не с товарищем на плечах. А товарищ этот — хотя бы твоей весовой категории, а не выше. После полдника — уже точно на ковре. Хотя опять же — могут быть варианты с новым выходом на склон. Но зато уж после ужина — никакого экстрима, организм должен успокоиться и настроиться на глубокий, освежающий сон. Поэтому просто бег. Просто десять кругов по стадиону… И это, прошу заметить, молодые люди, не стяжавшие затем в своем подавляющем большинстве ни малейших значимых успехов. Так, чисто для здоровья и развития мышц. Вернулись, мать нас увидала — и только в восхищении прошептала: «У вас с Пикчерским Димкой — руки все в жилах, проступили, как у мужиков…» Ну а футболисты… Ну что футболисты. В конце концов, они так и играют, как тренируются…

А жрать хотелось — просто невероятно! Я и после первых-то визитов в детские здравницы мигом избавился от всех детских капризов в плане продовольствия, то я не буду, это не хочу… а теперь — только наливай! Ну, в смысле — тогда еще «накладывай». Лагерь, любезно приютивший нашу спортроту, принадлежал Министерству заготовок, и указанное Министерство от своих заготовительных щедрот окормляло отдыхающих аж пять раз в сутки! Оно так и называлось — «пятое питание», стакан кефира или ряженки перед отбоем. Так я был готов и «шестое питание», и седьмое, и десятое. И еще потом прийти к раздаче с вылизанной до блеска тарелкой — и жалобным голосом попросить добавки.

Перед самым отъездом уже Дмитрий свет Владимирович организовал нам нечто вроде пикника с ночевкой на природе. Мне в качестве общественной нагрузки достался для транспортировки кусок сливочного масла, огромный такой оковалок килограмма на три. Согласно указанию, до вечера я прикопал его в прохладном месте, чтобы предотвратить таяние. Потом наведался к своему «секрету», проверить, откусил кусочек. Потом еще раз. И еще раз откусил… и отъел в итоге чуть не полкило. До головокружения, тошноты и полного отвращения, но остановиться уже не мог. Года три потом на масло смотрел с тошнотой…

А Хрящ, застигший меня за этим актом вандализма, назидательно заметил:

— Теперь ты понял, что обжирать товарищей нехорошо?!

Константин в той поездке вообще раскрылся с неожиданной, человеческой стороны. Тем вечером пел песни у костра. Вернее, подпевал Кошелеву, тот хорошо на гитаре играл. Подпевал старательно, душевно. Про Афган… А самое-то главное, что…

Как и особенно — когда при столь плотном графике оздоровительных мероприятий Хрящ успел влюбиться в одну девочку из обычного, мирного отряда, осталось загадкой. Но тем не менее — это случилось. Можно даже сказать — произошло. По общему мнению, включая, разумеется, и мнение таких известных специалистов в амурных делах, как я и Пикчерский, объект любви того не стоил… но часто ли мы можем похвастаться обратным примером?

Увы, таинственная незнакомка не ответила борцу Хрящикову взаимностью. Все усилия, включая совместные, не дали ни малейшего результата. На концерте в честь Дня лагеря под режиссурой Дмитрия Владимировича Серпорезюка мы поставили на сцене «Случай в ресторане». В такт бессмертной «Сюзанны» Адриано Челентано четверо «хулиганов» развязной походкой выдвинулись из-за кулис на культурно, с ножом и вилкой, обедающего за бутафорским столом Хряща. В следующие несколько секунд они преизрядно пожалели об этом, так как Хрящ, интеллигентно утерев сусала салфеткой, с необыкновенным изяществом и немалой амплитудой разбросал их по всем четырем сторонам света. Кошелев так вообще улетел в зрительный зал, даром что был килограммов на десять тяжелее.

Успех антреприза имела громоподобный. Дня три еще вся малышня мужского пола отиралась возле нашего корпуса с просьбой, если уж нельзя так сразу записаться к нам, то хотя бы показать вживую «пару приемчиков, как пацан большой на празднике сделал…». Обнаружилось даже два просителя из смежного отряда юных волейболистов. И лишь та одна, единственная, ради которой все, собственно, и затевалось, осталась неприступна и холодна…

Еще однажды имел место легкий спарринг с кем-то из боксеров. Причем боксер-то оказался дитятко едва ли не призывного возраста уже, и это против пусть и прекрасно подготовленного, но все-таки отягощенного лишь неполным средним образованием Хряща. Мы потом еще всё бегали за наставником и спрашивали: «Дмитрий Владимирович! Ну мы всё понимаем… Но вот так, если по чесноку и гамбургскому счету, на “чистых руках” и “раз на раз”: кто сильнее, самбист или боксер? Кто победит?» На что наставник, глядя на лицо Константина, которому полученные повреждения лишь добавляли чарующей брутальности, отвечал с исконно присущей ему бесконечной мудростью: «Ну, это же — сами видите: смотря какой боксер… и какой самбист…»