— Прапорщик. Бери в команду эти два наших «кольта». Других у дивизии на сегодняшний бой нет. Но смотри у меня! Если ранят тебя и ты потеряешь пулемёты, повешу как собаку!

Козыреву в том бою не повезло. Сперва он со своими отразил наскок толпы китайских пехотинцев, атаковавших его «пулемётную горку». Те так и не смогли отбить у русских хотя бы один из «кольтов», но вскоре шальная пуля ранила прапорщика в живот. Подскакавший барон, находившийся в ту минуту неподалёку, с седла всмотрелся в посеревшее лицо офицера и, не проронив ни слова, медленно поехал прочь.

Штурм Урги продолжался и на другой день, и на третий. К исходу 4 ноября унгерновцы всё же выбили китайцев из их земляных укреплений и отбросили к каменным стенам буддистского монастыря Да-Хурэ. Обычно сдержанный барон ликовал, то и дело показывая камышовой тростью генералу Резухину на недалёкий монастырь:

— Смотри, как мои азиаты погнали китайцев. Только для такой толпы буддистский храм маловат. Сами бегут в ловушку...

Атакующим казакам и бурятам под вечер взять монастырь Да-Хурэ не удалось. За ночь китайцы перебросили сюда из Маймачена значительные силы и едва ли не всю свою артиллерию. Резервы же генерала Унгерна были уже исчерпаны, патронные двуколки почти пусты. Об этом знал Резухин, знали дивизионные полковники, но ни один из них не решался перечить барону. А тот в последний день штурма Урги, 5 ноября, всё гнал и гнал конные сотни в атаку. Унгерновцы пытались ворваться в столицу Халхи то с одной, то с другой стороны.

Китайские генералы чувствовали, что они в эти дни «висели на волоске». Чтобы удержать Ургу, они пошли даже на такой шаг: из тюрем были освобождены мятежники-харачины, взятые в плен год назад вместе с главой марионеточного семёновского Даурского правительства Нэйсэ-гэгеном. Им раздали оружие и послали в бой. Однако харачины, видя, что нападавшие могут иметь успех, перебежали на сторону барона Унгерна. Тот, словно забыв прошлое, милостиво принял бывших воинов князя Фуршенги в ряды Азиатской конной дивизии.

Унгерн неиствоствовал среди полков и сотен Азиатской дивизии. Но китайский Маймачен был словно заговорён для всех атак. После очередной неудачной атаки барона «прорвало»:

— Первого же пленного китайца ко мне!

Приказание командира дивизии незамедлительно передали по всей линии боя. И уже через час-другой перед генералом стоял связанный по рукам китайский пехотинец в разорванном синем халате. Перегнувшись через шею своей белой кобылы, Унгерн сперва нагнал немигающим взором страх на пленного, а потом грозно спросил его на ломаном китайском языке:

— Кто командует в Маймачене? Сюй Шучжэн?

— Нет, господин. Генерал Го Суняин.

— Кто он здесь?

— Начальник китайского гарнизона, господин.

— А кто командует китайскими войсками во всей Халхе?

— Генерал Чен И. Он недавно прибыл из Пекина. Халху знает, так как уже был здесь правителем-амбанем. Но все говорят, что генерал Го Сунлин не ладит с генералом Чен И.

— Откуда твой начальник ургинского гарнизона знает действия против конницы?

— Го Сунлин — кавалерийский генерал, господин.

— Он был хунхузом в Маньчжурии?

— Не знаю, господин. Его генерал Сюй Шучжэн привёз сюда из Пекина...

Несколько дней спустя, когда белое войско во второй раз откатится от столицы Халхи на север, китайский командующий в Урге скажет иностранным корреспондентам, оказавшимся по случаю в городе:

— Русский генерал сам упустил из рук свою победу. Ещё два-три дня таких атак на моих солдат, и они бы могли не выдержать натиска...

Унгерн же то, что он выпускает победу из рук, не знал. Потери Азиатской конной дивизии были огромны: около 300 человек убитыми и ранеными, примерно треть бойцов. Патроны были на исходе. В последние дни ударили морозы, и раненые умирали в снегу. Кончалось продовольствие. Страшили потери в командном составе: многие офицеры пали смертью храбрых на ургинских сопках. Обещанное монгольскими князьями подкрепление не появлялось.

Барон гнал к степным ванам гонца за гонцом. Он неистовствовал, слыша раз за разом вежливые ответы, что князья собирают конных воинов с дальних кочевий, но на это надо много-много дней:

Какие хитрецы. Думают только об одном, чтобы прийти во взятую нами Ургу на всё готовенькое...

Видя бесплодность атак на китайские окопы с удобно расположенными на вершинах сопок пулемётными гнёздами, барон заколебался. Такая знакомая Урга лежала перед ним как на ладони. За широким оврагом реки Сельбы маячил круглый, обитый листами меди купол главного храма столицы Майдари-сум, что в переводе означало «владыка будущего», «буддийский мессия». Хорошо был виден Шаро-Ордо с его золочёной крышей — Златоверхий дворец Богдо-гэгена. За ним, на берегах речки Толы угадывались ещё два дворца Богдо-гэгена — Зимний и Летний. И всюду юрты, юрты и юрты...