В полках, обозе и особенно в санитарном отряде тоже хвалили хорунжего Хоботова. Только несколько иначе:

— Какой молодец наш барон. Найти в единый раз офицера — казака для такого дела и накормить войско? Ну разве это не молодечество?

Штурмовать Ургу войском в тысячу с небольшим людей даже сам барон считал чистым безумием. Хотя к тому времени монгольской конницы у него набиралось за две тысячи. В городе располагалась неприятельская армия численностью около 12 тысяч человек, преимущественно пехоты, одетой теперь в новенькие мундиры, сшитые на европейский — английский манер. Имелось много пулемётов и орудий немецкого производства, крупповских. Из китайцев ургинского Маймачена генерал Го Сунлин создал ополчение в две с лишним тысячи человек, теперь войск он имел под рукой до 15 тысяч.

Говоря иначе, ургинский гарнизон численно превосходил силы белого барона раз в тринадцать — пятнадцать (если не учитывать союзников-монголов). Почти не уступал Унгерн неприятелю лишь в одном — в численности кавалерии. Пехоты у «азиатов» вообще не было. Оказавшись в Халхе, они все сели на коней, которых здесь хватило бы и на все полчища Чингисхана. Но генерал по Русскому фронту мировой войны воочию знал, чего стоит спешенный казак в полевом бою.

Впрочем, «уступка» Го Сунлина в коннице была только номинальной. Ургинский гарнизон насчитывал три тысячи кавалеристов-китайцев. Но по своей выучке они, разумеется, сильно уступали таким наездникам, которыми являлись казаки-забайкальцы, буряты и монголы. К тому же за всё время боевых столкновений «азиатов» с китайцами конница последних ничем себя не проявила.

Всё это Унгерн-Штернберг знал от своих разведчиков, которые под видом то пастухов, то купцов, то бродячих лам легко и беспрепятственно проникали в Ургу. Он решил нанести удар с иной стороны, не бросая свои полки и сотни на штурм вражеских окопов, пулемётных точек и батарей горных пушек.

В ситуации на войне в Халхе время играло только на барона Унгерна фон Штернберга. К нему продолжали прибывать, теперь в Налайху, монгольские добровольцы. В степи усиливалось возмущение против китайских гарнизонов, которые вели себя как оккупанты. Князья-ваны без лишних напоминаний присылали провиант, но сами пока не спешили стать со своими отрядами телохранителей под знамёна Бога Войны. Они выжидали, и барон отлично это понимал. Он посмеивался:

— Вот возьму Ургу, тогда и сбегутся ко мне все халхинские князья с поклонами и поздравлениями...

— В степи теперь на самых дальних кочевьях знают, что только я сегодня защитник Жёлтой веры в Халхе. И никто другой...

Только самым проверенным лицам, генералу Резухину и бурятскому офицеру Джамбалону, барон доверил свой план взятия монгольской столицы. План можно было считать образцом военной хитрости:

— Надо сперва выкрасть у китайцев Богдо-гэгена.

— А что это нам даст?

— Богдо-гэген окажется в нашем стане. Он всеми почитаем, его слово здесь закон. Вся Халха будет на нашей стороне: от первого вала до последнего нищего пастуха, не говоря уже о ламах. А их здесь едва ли не половина мужского населения. Вот что такое Богдо-гэген.

— А как же штурм?

— Брать Ургу силой оружия будем тогда, когда вся степь встанет за нас и против китайцев.

— Роман Фёдорович. Да вы стратег войны в Азии!

— Чтобы им стать, надо изучать буддизм почти двадцать лет.

— А не много ли?

— Резухин. Тебе и я, и Джамбалон могут сказать, что кавалерийским наскоком монгольские степи с их буддистским народом никому не взять.

— Я знаю. Азия — дело тонкое...

Богдо-гэген, внезапно арестованный по приказу пекинского наместника Чен И, теперь содержался рядом с его резиденцией в огромном пустом доме. Собственно говоря, монгольский владыка с мирским именем Джебцзуи-Дамба-хутухта нужен был китайцам как «ценный» заложник; убивать его они не собирались.

Арест Богдо-гэгеиа, по мнению Чен И и генерала Го Сунлина, должен был убедить упавший духом китайский гарнизон в том, что перед военной силой пасует даже Божество. Однако результаты ареста Богдо-гэгена оказались для его инициаторов прямо противоположны. Монголы были не столько напуганы, сколько потрясены и возмущены случившимся. А китайских солдат и горожан охватил суеверный страх. Они шептались, что такое кощунство, как арест их руками Живого Будды, неотвратимо несёт небесное возмездие. Веру их подкрепляли ламы — гадатели и прорицатели:

— Небо не прощает насилия над Живым Буддой даже генералам из Пекина. А вы только пыль под их белыми тапочками...

Главная ошибка наместника Чен И и начальника ургинского гарнизона Го Сунлина состояла в том, что с Живым Буддой нельзя было поступать как с простым человеком. Арестованный Богдо-гэген был отрезан от всего мира, ему запрещали общаться даже с ламами. Китайцы надеялись таким образом оборвать все его связи с мятежными князьями и, возможно, с русским генералом. В остальном Богдо-гэгена сильно не ограничивали. Любимое им шампанское приносили из Златоверхого дворца по первому желанию.