Собрание
вернуться

Шварц Елена Андреевна
Шрифт:

Обручение с Фонтанкой

С тобой, поганая река, Я обручилась будто дож — Тот перстень в глуби вод бросал, А я — любимой кошки труп, Которая со мною рядом спала, дремала Столько лет, Мурлыкала, гортанно пела… В ее глазах любовь Две маленькие свечки засветила, Когда она за мной (всегда) следила. Река лежала как рука В анатомическом театре, И синий мускул был разъят Лучом ланцета неземного. Вот анатомии уроки Души, вот Рембрандт мой… Ты, мусорная, злая и нагая, Ты водоросли слабо шевелишь, Вот ты теперь всегда со мною рядом. Подводных, тусклых глаз не сводишь, Своим песком глядишь. И рыбам, и пиявкам всем, и гадам Со мною разговаривать велишь.

" В эту Иванову ночь "

В эту Иванову ночь Так томительно жить! Нежитью лучше в луче Над полями кружить. Лучше бесплотною стать И в одуванчик войти, И дуновеньем одним По ветру себя разнести.

" Совы ночами из узких дупел "

Совы ночами из узких дупел Следят за травинкой, веткой, кустом. Господи, в церкви войду под купол И наружу пробьюсь крестом. Дальше, дальше куда уж деться, Дальше заметь меня Ты, Видишь, как сокрушенное сердце Рвет себя на бинты — Для тех, чья душа к могиле приникла, Где их любимые спят в ночи. Дьявол смеется на водах страданья, Но отразишься в них Ты.

Дачный дождь

Пойдет ли дождь. Чем он хорош? Веревки вьет, и шьет, и вяжет, И всё, что скажут в облаках Траве расскажет. Хлестнули плети вдруг дорогу И закружились, Как мириады осьминогов Засеребрились. Веранда влажная шипит В дожде как сковородка, Но реже, тяжче и слабей Воды чечётка.

Переход

Можно весь белый свет Исключить из сознанья — Погасить, будто свет Смутный блеск мирозданья. И останешься вмиг В темных комнатах новых — Табака нет и книг, И тебя видят совы. Но — всплывающий лик, Светлых всполохов тик, Новый сон Иеговы.

" Сердце бурно тараторит "

Сердце бурно тараторит: «У меня ведь нервный тик. Так-так-так. Ведь я не спорю…» И вскипает как родник. Перестуками с пробелом С кем-то сердце так невнятно И морзянкой говорило. Только с кем? Уж позабыло… Бьется, будто ключ, напрасно, Как на палубе бьют склянки. Как телеграфист забытый На далёком полустанке.

Утренний натюрморт

Утром выйдешь на кухню вяло, Пол-яблока, хлеба нет, На столе только черный Хлебников, Это немало. Ешьте, дети, его, Черный хлеб превратится в лиловую водку, Голова в темноте засияет ало, Вы станете говорить на языках. Стал черным кирпичом, горьким хлебом, А умер в сене на скрипящей телеге (О как ясно она проскрипела — пора!) Под ускользающим небом.

" Входит Осень. Солнце. Холод "

Входит Осень. Солнце. Холод. Главное — с тропы не сбиться. Лист упал и посоветовал Покориться и смириться. И снова все начнет сбываться, Хлынет свет в средину лба, Сигареты умножатся В твоих карманах как хлеба.

Телеграф улиток [5]

Тыкнут черное на белом И возьмут как ноту «ля» И без ветра покачнутся Маковой волной поля, И, перелетев чрез море, Отзовется нотой «си». Вот он, телеграф улиток: Здесь кольнут — там завопят. Смутный слизень, недобиток…. Двое нераздельно слиты — Ангел и слизняк дрожат.

5

Телеграф улиток — результат известного научного опыта, поставленного в 19-м веке. Родственную пару улиток разлучали. Одну улитку оставляли в Европе, другую перемещали за Атлантический океан. В опыте, когда одну из них кололи иголкой, то и другая — за океаном — в это мгновение содрогалась. (Примечание автора)

Включая и выключая свет

Выключая свет, Успеваю заметить (В крупинку мига) — Как тьма Взмахивает рукавами, Люблю смотреть, Как она выживает свет, Быстро смывая его Густою водою своей. А свет никогда не делает так, Он — простак, Вспыхивает — будто и нет Злой этой младшей сестры.

Вьюга и Лун

Белым терновым кустом Легкая вьюга металась, Вкруг Лэна венец свивая. Внутри кипящей зимы Купина догорала живая. Ветки ломались, шипы Льдинки кололись в глазах, Череп летел в небесах, Казняще смотрел, косой. Что же его так мучит? Вьюга кидала лассо. Сей вьюги пылающий куст Возник дуновением уст Божественных — чтобы замкнуть наконец Вкруг Лика колючий венец

Птицы на кресте Измайловского собора

Я никогда не была авгуром. Не чертила на небе templum. Три птицы кружились над синью собора. И я тогда повелела невольно Образовать им собой треугольник. «Ты увенчаешь креста вершину, На поперечину сядьте вы две По краям, если Господь меня слышит…» Но они все метались по синеве. Медлили будто, но через мгновенье Будто услышали повеленье. Вмиг на кресте расположились, Как я просила, — это милость. Прощенья, близости знаменье. Потом они крича взлетали, Они как будто и не знали — Что послужили. На скрижали Они треть буквы начертали. О, высота и даль Над Божьим домом! Ты — бестелесная скрижаль Синя и невесома.