Собрание
вернуться

Шварц Елена Андреевна
Шрифт:

" Это было Петром, это было Иваном, "

Это было Петром, это было Иваном, Это жизнию было — опьяневшей, румяной. А вот нынче осталась ерунда, пустячок — Опуститься ль подняться на века, на вершок. И всего-то остался — пустячок, кошмарок — Нежной, хилой травинки вскормить корешок.

" Мы — перелетные птицы с этого света на тот "

Мы — перелетные птицы с этого света на тот. (Тот — по-немецки так грубо — tot). И когда наступает наш час И кончается наше лето, Внутри пробуждается верный компас И указует пятую сторону света. Невидимые крылья нервно трепещут И обращается внутренний взгляд В тоске своей горькой и вещей На знакомый и дивный сад, Двойною тоскою тоскуя Туда караваны летят.

Утки в Павловске

Ветер дохнул, и вдруг Речка Славянка Обратилась В Диану Эфесскую. Бугорками пошла, Мелкой грудью заволновалась, Из каждого сверкающего соска Утки пьют молоко, как младенцы. Птицы, вскормленные осенним Оловянным молоком, Солдатами когда-то были Игральным павловским полком. Всё ждут — вернется повелитель И, скинув перья свои серые, Мундиры синие наденут Как будто горлышки у селезней. И будет он наш вечный зритель. Как скучно было в утках жить!

Купанье прачки

Вошедши с плотомойни в реку, Вся съежась, баба говорила: Какой ты, Оредеж, холодный, Как будто молодцу случайному Или родному человеку. — Какой холодный ты сегодня… Сказала и погладила рукою Нагую воду с нависшей от березы тенью, А Оредеж, стремительный и темный, Как будто бы чурался ее горячего бесформенного тела И мимо пролететь хотел И ускользал ее прикосновенья. Как будто не рекою был, а духом Или горою льдистой, Что с отвращеньем будто муху В алмазах терпит альпиниста.

Игольчатое море

Как будто рой подводных швей Вбивает тысячи играющих иголок С изнанки моря, услышав глас — подкладку мне пришей! Иглы взлетают вверх И падают под воду, Где снова ловят их Глубоководные юроды. Иль рыбы финские, Летучим подражая, Взлетают вверх изо всех сил Сияние изображая, Живыми иглами, Сверкая блестками? Иль просто солнце раскололось На щепки острые? Ужель и морю свойственно тщеславье? И оно, представ пред ангелов толпой, Последним Судным смутным утром Откинет горделиво полу скользкого пальто — Весь дым глубин, расшитый перламутром.

Вести из старости

1. На улице

Вдруг зеркало по мне скользнуло, Чуть издеваясь, чуть казня — Придурковатая старуха Взглянула косо на меня. Я часто в зеркалах менялась, Но узнавала. А теперь… Я б удивилась даже меньше Когда б оттуда прыгнул зверь.

2. Песенка

Солнышко вставало с песнею утешной, ведь оно не знало о любви кромешной. Синева слетела На сугробы сада, и синица спела — больше жить не надо.

Воспоминание о Риме

Меня, как сухую ветвь, К Риму долго несла река, И очнулась я, чуть отпив Древле волчьего молока, Что сочится из всех щелей, Что от самых младых ногтей Каждый римлянин жадно пьет Из Волчицы, простёршей над Градом Голубой и бездонный живот. Вот я шла и брела под ним, Бормотала себе, и незримо Обломок жизни моей Прилепился к руинам Рима.

Внутри свечи

В мандорле живого огня, На лазурном подножии В темном облачке В туманном орешке Черным иноком фитиль Колеблется в такт молитве. Святой, ты живешь в огне, Который порой недвижен, Порой качает его дыханье Невидимого Бога.

Пугало и Соловей

Соловей: Чучело, огородное чудище В сереньком косеньком пиджаке, На колу жестоко распятое, Свить бы гнездо в гулкой твоей голове! На палке повисшее Со скалкой в руке. Свистом и щелканьем Бестелость твою щекотать. Пугало: Голова моя горшок. Я лечу наискосок Мира поперек. Я распятое ничто… Соловей: И ничто — коли распято — Тень страдающего брата. Пугало: Пусть вороньё меня трепещет, Но ты лети в надежде вещей. Пусть я — изгой, Упрек всем грубо воплощённым, Всем темной кровью развращённым. Соловей: Фиал страдания пустой, Пусть щелканье и нежный свист В тебе живут. Пускай поет Взамен души Мой высвист, посвист мой ночной Пугало: Пусть трель звенит твоих колен Взамен души, меня взамен. Взамен души, взамен души Ты в призрак тела поспеши. Сместился ум у соловья И он уже поет не розу, А небу смутную угрозу Из грязи, скорби и тряпья.

Неопалимая Купина

Нет, не зачах он, не иссох, Его не съела смерть сама, Его нам выцарапал Бог На яблоке глазном ума. То образ есть души негрубый — Втеснясь, объяв состав телесный, Всё сожигает, но не губит Огонь небесный. В неопалимой купине Провижу уголь уст. Распят, распят и человек, И ты — терновый куст.

Инопланетная астрология