— Какое же?

— Вначале нам надо переехать в более просторный дом с более просторной спальней. И мы займемся этим прямо сейчас. Пошли! — Росс решительно встал с дивана и потянул Дженет за собой.

— Куда? — недоуменно осведомилась она.

— Да тут рядышком. Всего полмили.

— Росс, неужели ты купил... — Она запнулась, не в силах справиться с эмоциями.

— Ну да. Признаться, это влетело мне в копеечку. Но зато у меня прелестная, талантливая и, что немаловажно, богатая невеста, а следовательно...

— Выходит, ты женишься на мне ради денег? — с деланным негодованием уточнила она, но, стоило Макмиллану поцеловать ее, тут же сменила гнев на милость. — Кстати, в нашем новом жилище есть мебель?

Он смутился. Чувствовалось, что это обстоятельство он не учел.

— Тогда придется отложить переезд до завтра, а пока удовольствоваться самой крошечной в мире спальней, но зато с героем, которого я люблю, — с жадностью приникая к его губам, прошептала Дженет.

— Любимая... — прошептал в ответ Росс.

Через два часа после ухода Марка раздался звонок из детского отделения.

— Привет, Лес, это Брюс Франклин. Нам только что доставили семилетнего мальчика. Он в коме. Похоже на синдром Рейс, но есть признаки не совсем типичные. Можешь, зайдешь? Твоя помощь была бы очень кстати.

— Я бы с радостью, но у меня мало опыта в педиатрии.

— Знаю, но мне сдается, что к болезни этого ребенка взрослые имеют прямое отношение.

— Я сейчас же приду.

Малыш неподвижно лежал на кровати. Казалось, он просто спит, но это был не сон, а кома. Дыхание осуществлялось с помощью механического вентилятора, а давление поддерживали медикаменты, тщательно отмеренными дозами поступавшие в кровь через крошечные голубые вены.

— Я был готов поклясться, что это Рейс, только до вчерашнего дня мальчик был совершенно здоров. И печень не задета. Мать попыталась его разбудить после дневного сна, но он так и не проснулся. Все показатели в норме, только сахар чуть понижен.

Лесли приблизилась к маленькому пациенту и осторожно откинула одеяло. И тут же профессиональная озабоченность на ее лице сменилась ужасом.

— И это ты называешь здоровьем, Брюс? — стараясь не выдать своих чувств, проговорила она. — Мальчик сильно истощен — мышечная масса мала, а жир и вовсе отсутствует. Или его плохо кормят, или у него что-то хроническое.

— Ты права, — осторожно заметил Франклин. — Он действительно не производит впечатления здоровяка. Но мать уверяет, что еще вчера он играл с детьми на улице.

— Ей можно верить?

— Кажется, она очень обеспокоена состоянием сына. А что ты еще заметила?

— Ну, например, вот эти рубцы на запястьях и щиколотках. — Лесли положила руки мальчика одну на другую, и то, что могло бы сойти за случайные царапины, вдруг соединилось в одну линию. Она проделала ту же манипуляцию с ногами. Результат повторился в точности.

— Господи помилуй! — ахнула девушка. Брюс кивнул.

— Он был связан, да? — вне себя от ужаса прошептала Лесли, высказывая мысль, уже ставшую очевидной для ее коллег-педиатров.— Его морили голодом...

— И похоже, заморили до смерти, — мрачно бросил один из ординаторов.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Мы пытаемся, Лес. Даем все, что имеется в нашем распоряжении, но, увы, это мало помогает. Давление стремительно падает, печень вот-вот откажет. — По голосу Франклина чувствовалось, что он тяжело переживает случившееся.

— Неужели это дело рук матери?

— Почти наверняка. Все ее россказни шиты белыми нитками.

— А отец?

— Они в разводе. Она получает алименты и живет с другом, который тоже почему-то страшно разволновался. Мы забрали ребенка в больницу и вызвали полицию. Они наверняка захотят поговорить и с тобой, Лес.

— Да-да, конечно. Скажи, Брюс, ты когда-нибудь уже видел такое?

— К сожалению, да, и не один раз.

На следующий день, подъезжая к дому Эрика, Лесли не могла отделаться от мыслей о вчерашней трагедии. У нее перед глазами все еще стояли мать мальчика и ее хахаль — оба модно одетые, аккуратно причесанные. На вопросы полиции они отвечали, картинно утирая слезы. Один из полицейских побеседовал с Лесли. Освободившись, она тут же поспешила в палату. Героическая борьба за жизнь маленького пациента, увы, окончилась не в пользу медиков. Лесли вспомнились слова Марка о том, что, когда ежедневно сталкиваешься с чужими страданиями, тебе начинает казаться, будто ты сам умираешь.

То, что произошло вчера, потрясло девушку до глубины души. Всю ночь она не сомкнула глаз, думая о том, как мать может вести себя так жестоко по отношению к родному сыну. Это не укладывалось ни в какие рамки, и все же это была правда. Утром она встала с гудящей головой и с саднящей болью в сердце.

— У тебя усталый вид, дорогая, — участливо заметил Эрик, раскрывая объятия ей навстречу.

Прежде, как бы Лесли ни уставала, для любимого у нее всегда находилась улыбка — радость предстоящего свидания перевешивала любые огорчения. Сегодня же она не могла заставить себя улыбнуться. И прежней радости не чувствовала. Несчастный малыш — жертва бесчеловечной матери — один властвовал в ее мыслях и никак не хотел отпускать.