Стихотворения
вернуться

Гюго Виктор
Шрифт:

СИЛЛАБУС

Внучата милые! Сегодня за обедом Вы оробели вдруг перед сердитым дедом, И лепет ваш умолк. Не бойтесь! На меня вы поднимите глазки: От солнца вам лучи, от деда — только ласки, Так нам велит наш долг. На вас я не сержусь. Другие есть причины Тому, что гневен я и грозные морщины Пересекли мой лоб. До наших мирных кущ известье долетело: Творит постыдное, неправедное дело Жестокий, лживый поп. Попы, как филины, живут во мгле туманной. Но если с Жоржем я и с маленькою Жанной, — Не страшен мне мой враг. Поля, и хижины, и взрослые, и дети, — Все, все нуждается в дневном горячем свете; Попам нужнее мрак. Люблю я малышей, но мне пигмеи гадки, Противен голос их, их мерзкие повадки. А к вашим голосам Прислушиваюсь я с немым благоговеньем: Мне кажется тогда, как будто провиденьем Взнесен я к небесам. Ведь вы еще вчера парили там, незримы, Резвясь в кругу светил, и божьи серафимы Как братья были вам. Вы в этот грубый мир явились, словно чудо Сияющих небес. Вы только что оттуда, Я — буду скоро там. Всегда, когда дитя заговорит со мною, Я полон радостью высокой, неземною. У ваших голосов Фальшивых звуков нет. В природы строгом храме Свой приобщают хор они к эпиталаме Таинственных лесов. Люблю я слушать вас, мне лепет ваш понятен; Мне кажется в тот миг, что в мире меньше пятен, Я просветлен душой, Хоть звук уже иной мое тревожит ухо: Я слышу, как вода со свода каплет глухо На камень гробовой. В природе жизнь и смерть дуэт слагают дивный, У них один язык, и цепью неразрывной Он их соединил. Душа должна мечтать. Она, взлетая к звездам, Находит истину, понятную и гнездам И тишине могил. Священники вопят: «Анафема! Проклятье!» Природа говорит: «Приди в мои объятья И радуйся, живи!» Повсюду яркий свет, везде благоуханье, Вселенная полна лазури и сиянья, Душа полна любви. Опять пришла весна, жизнь пробуждая в зернах. Какое дело вам до этих гномов черных И грязных их затей? И у меня для вас — всегда любви излишек. Пугаю я? О да! Но — маленьких людишек, Не маленьких детей.

ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ЗАКОНА

О СВОБОДЕ ОБРАЗОВАНИЯ

Святые пастыри! Вы с благостным коварством Хотите нас лечить испытанным лекарством, Тьму напуская вновь. Чтоб нас освободить, вы нам надели цепи, Вы из гуманности замуровали в склепе Преступницу-любовь. Вы многочисленны, вам чужд и ненавистен Пытливый гордый ум — под снежной шапкой истин Гигантская гора. Светильник разума во тьме глухой сияет, И догмы черные вокруг него летают, Как злая мошкара. Напрасно грозный лев рычит, ревет сердито: Рычаньем не прогнать докучного москита, Который вьется тут. Нет, мракобесие, одетое в сутану, Должны мы презирать. Опасен ли Титану Мятежный Лилипут? Бессильным и тупым смеемся мы попыткам, И как стовратных Фив мокрицам и улиткам Осадою не взять, И как от взмахов крыл вороньей хищной стаи Не упадет Олимп и ниже Гималаи Не станут ни на пядь, — Так не свалить и вам столпов нерукотворных: Не зашатаются от взмахов крыльев черных Вольтер, Дидро, Платон И Данте пламенный, и гневный, и суровый, Пришедший в темный мир как вестник жизни новой На рубеже времен. Огромный монолит, гранитная твердыня, С кем спорит ураган, утес, на чьей вершине Рождается заря, Заметит ли гадюк, что меж камней гнездятся? Неуязвим для бурь, он может ли бояться Когтей нетопыря? Грядущий день встает, и лик его прекрасен. Ничей злой умысел, друзья, нам не опасен И заговор ничей. Лук истины звенит, ложь в муках издыхает, И не боимся мы, что солнце исчерпает Колчан своих лучей. Итак — презренье вам, бессильные шакалы! Вы существуете, но наши идеалы От вас мы защитим. С насмешкой истина прощает суеверьям. А я — я, как всегда, с надеждой и доверьем Пойду путем своим. Есть два сокровища; в них жизнь моя и сила: Мне солнце разума, великое светило Сияет вдалеке, А здесь, вблизи меня, смеется Жанна звонко. В моей душе — любовь, и детская ручонка — В моей большой руке.

НАСТОЙЧИВОСТЬ

И все-таки — вперед. Вперед! Оставим споры. Когда у нас ключи, нам не страшны запоры. Быть может, ночь сама, уставшая от зла, Упорству уступив, охотно бы ушла: Препятствия всегда настойчивости рады, Дать победить себя — лишь в этом долг преграды. Да, пятится, ворча и огрызаясь, тьма. Оглянемся ж на них, апостолов ума, Титанов прошлого, вперед шагавших смело; Их оторвала смерть от праведного дела; Тернистым был их путь к звездам грядущих дней. Почтим нелегкий труд развьюченных коней И, на плечи себе переложив их бремя, Начнем свой переход. Не ждет погонщик — время. Итак, скорее в путь! Должны продолжить мы Не нами начатый поход сквозь толщу тьмы, Из мрака прошлого, из мглы средневековой. Уже забрезжило сиянье жизни новой. Великие умы предшествовали нам: Тут был еще Платон, а Лютер был вон там; Лучи их мудрости дорогу освещают И в лабиринте тьмы проходы отмечают. Вон там, боясь упасть, Паскаль замедлил шаг; Вот здесь, где я иду, шел некогда Жан-Жак; В своем стремленье ввысь, к небесному простору, Вольтер шагнул сюда, но потерял опору. «Я вижу!» — он успел воскликнуть, как пророк. Пускай теперь и нас покроет пыль дорог! Должны преодолеть и мы крутые склоны; Нам предстоит открыть безвестные законы; Пока жива душа и разум не умолк, Мы будем выполнять апостольский свой долг. О люди! Радуйтесь, стремитесь к счастью, верьте! — Но что я слышу там? То хриплый хохот смерти! Столетия вражды, усобиц и угроз, Несправедливостей, изгнаний, горя, слез, Вся злоба и весь гнев, все, все, что накопилось И что в глубинах душ осадком отложилось, Неслыханной грозой не разразится ль вдруг? Озлобленность вокруг и ненависть вокруг; Уже притихло все, ждет грозового гула, И молния вдали меж черных туч сверкнула! Но тщетно хочет месть сорвать свой горький плод: Нам в этот страшный миг бог просветленье шлет, Он стрелы молнии в зарю преображает. Бог в нашем сердце гнев и злобу пожирает; Он в душу грешную свергается с высот, И все, что видит в ней, он казни предает, Щадя одну любовь; он зависть рвет на части, Он клювом совести выклевывает страсти; Он когти разума вонзает в мысли нам И исторгает ложь, что угнездилась там; Он очищает нас от грязи и страданий, Инстинктов низменных и суетных желаний; И, нас освободив, очистив нас от зла, Взмывает в небеса; и вновь душа светла; Смущенная, она взирает в удивленье. Кто в хватке огненной принес ей дар прощенья, Кто вырвал ненависть, и радость от кого, Кто это был — орел? Нет, — это божество.

ПРОГРЕСС

Вперед, в великий путь, народы, За тесный свой предел и грань! Личинка, чудом стань природы, О стадо, легионом стань. Орел, спеши навстречу свету. Лишь совы, верные запрету, Свет не приемлют заревой. Угадан в солнце бог от века; Луч вяжет душу человека, Как нить, с божественной душой. К нам луч слетает с небосвода; С ним свет и разум к нам сойдут, Он пламя там, он здесь свобода, Архангел там, апостол тут! Творец Горация и Данта, Он позлащает лист аканта И хаос, где плывем в ладье; Блеск придает он изумрудный И перышку колибри чудной И гада скользкой чешуе. Стези держитесь озаренной, Держитесь солнечных путей. Чтоб сеять, собирать бессонно, Вперед, вперед, вперед смелей! Вчерашний раб, сойдя с понтона, Развратник, выйдя из притона, — Смелей вперед — и к высям гор! На них взбираться — ваше право. Пусть возвеличит вас и слава И вами попранный позор! Моря переплывая, киньте Былое в пену; фитилем В фонарь пеньку веревки вдвиньте От виселицы, сданной в лом. О человек, иди к вершине, Грозой всех чудищ стань отныне, Стань новым Аполлоном ты. Меч правый чист. Рази, бесстрашен: Ведь кровью гидры ты украшен, Пятнающей твои пяты.

ПАПА

1878

СЦЕНА ПЕРВАЯ

СОН

Ватикан. Папская спальня. Ночь
Папа

(в постели)

Ах, наконец засну! . . . . . . . .

(Засыпает)

Глагол звездного неба
О смертные, усните! Мужчины, женщины, — забудьтесь, отдохните! Потребный для земли настал покоя час. Уймись, волненье душ! О злые, хватит с вас! От злопыхательства устали вы и сами Во сне людским сердцам божественное пламя Господне сердце шлет. Нас возвышает сон Не в неизвестное ты, смертный, погружен — Ты знаешь все, познав, что зла творить не надо. Судьба — вертеп, душа — священная лампада. Бог высшей мудростью своей соединит С твоей невинностью сияющий зенит Лучится мысль твоя, чтоб к небу прикрепиться. Жизнь — это в сумраке раскрытая страница, Ты только в смертный час прочтешь ее сполна, Так расшифровывай ее во время сна. Сон — это шелест крыл, плеск, мрака просветленье, Меланхоличных стад и бледных толп движенье Под взглядом вечности в божественный предел. Взнесись, Ответственность, над тьмою наших дел! Сковала, смертные, нас цепь одна и та же. Почувствуй, о пастух, как твой ягненок тяжек. А вы, властители, непрочные весьма, Старайтесь, чтобы вас терпела эта тьма. Ведь бездна яростью великою вскипает, Но только сильному она и угрожает, А атом мыслящий надеется, что он Спокойно может спать, сей бездной защищен. Так спите, зло, добро, и горе, и страданье Под чистым серебром небесного сиянья. И счастлив человек, почувствовав во сне: Вот звезды ясные сияют в вышине, Чтоб слабых защитить, над скорбными склониться, Над всеми, кто во сне осмыслить явь стремится И хочет получить таинственный совет. Так пусть же проплывет над вами этот свет Высокочтимых звезд! О бедняки, владыки, Как тени в саванах вы жалки, вы велики! Да содрогнут вас всех сейчас во время сна Виденья многие, но пусть чиста, ясна, О смертные, душа не спит в вас! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ВХОДЯТ КОРОЛИ
Короли
Папа, здравствуй! Мы — власть, мы — господа.
Папа
Привет вам, люди.
Короли
Пастырь, Всесильны мы.
Папа
Зачем?
Короли
На то мы короли!
Папа
А бог?
Короли
Сам знаешь: есть вершины у земли!
Папа
С господней высоты увидел лишь одно я — Равнину.
Короли