<Стр. 297>

Кузнецова очень умно и художественно цельно пела последнюю сцену. У меня не осталось в памяти ни одной другой Татьяны, которая бы так проводила ее. Сама ли она нашла эти интонации или их подсказал ей ее постоянный консультант актер и режиссер Александринки (ныне театр Пушкина) Андрей Павлович Петровский, я не знаю. Но для меня это было ново, всегда звучало свежо и своеобразно и создавало ее Татьяне замечательный ореол высоконравственной и глубоко русской женщины.

Необходимо напоследок отметить еще одну интересную деталь в сцене с Няней. Беседуя с ней, Татьяна — Кузнецова, по существу, разговаривала сама с собой. Она достигала этого не тем, что отворачивалась от Няни и обычными внешними приемами показывала, что рассказ Няни скользит мимо ее сознания, а глубоко сосредоточенным, устремленным куда-то взглядом и отрешенностью тембровых красок своих реплик.

В связи с Кузнецовой и Медеей Фигнер мне вспоминался отрывок из письма Тургенева к Виардо от 8 декабря 1847 года:

«Есть артисты, легко сбрасывающие свою индивидуальность, но в представляемой ими личности вы все же видите актера, который употребляет все усилия, чтобы скрыться за изображаемое им лицо, и эта некоторая принужденность неприятно действует на вас».

И Марии Николаевне Кузнецовой и Медее Ивановне Фигнер при всех их стараниях — отнюдь, может быть, не малых — в роли Татьяны «скрыться за изображаемое [...] лицо» — первой меньше, второй больше — не удавалось.

В «Травиате» Кузнецова пленяла не только внешним «шиком» своих умопомрачительных туалетов, отличавшихся большим вкусом в такой же степени, как роскошью, но и «шиком» подачи всевозможных вокальных эффектов.

Вокалистика Кузнецовой, как уже упоминалось, была тяжеловата, но в то же время полна внутреннего содержания. Любой пассаж вытекал из смысла, присвоенного певицей данной фразе на основе точной музыкальной логики, и делался неотъемлемой частью фразы, что, скажем, является одним из наиболее верных признаков русской вокальной культуры, русского исполнительского стиля. «Шик» же подачи заключался в том, что всем вокальным

<Стр. 298>

орнаментам сопутствовало какое-нибудь ярко выраженное, даже подчеркнутое движение, обогащавшее образ.

В роли Таис (в одноименной опере Массне) Кузнецова была ослепительно и греховно красива.

Готовя по ее просьбе роль Атанаила для поездки в Гельсингфорс (ныне Хельсинки), я присутствовал на нескольких репетициях, которыми руководил А. П. Петровский.

Первоклассный характерный актер Александринки, выдающийся гример, большой мастер перевоплощения не только внешнего, но и в смысле голоса, диалекта, интонаций, впоследствии отличный режиссер, Андрей Павлович Петровский с исключительной тщательностью отделывал свои небольшие роли (в больших я его почему-то не помню). Ту же тщательность он привносил в свои занятия с Кузнецовой. Она, актриса в зените своей большой славы (это было в зиму 1912/13 г.), во время репетиций робко поглядывала на Андрея Павловича, с трогательной покорностью, нисколько не считаясь с присутствием в моем лице постороннего человека, ловила на лету малейшие критические указания и с какой-то ученической преданностью и благодарностью тут же их выполняла.

Она сидела за узким столиком перед небольшим зеркалом и пела, вопросительно взглядывая то в зеркало, то на Петровского. Тот следил за каждым словом и ронял такие замечания:

«Темно... ах, как скучно! Слишком много света, спокойней... Нет, все слово, все, а не половину... Еще раз. Вот так!»

Она повторяла фразы по нескольку раз и не шла вперед, пока он не скажет: «Вот так».

Когда вопросы интонирования, вернее говоря — фразировки, были разрешены, они принялись за мимику. И тут я слышал:

«Не надо левую бровь подымать, это дает хитрость... Вытяни лицо, вытяни, скромнее... Глаза уже... Вот так. Прислушайся... нет, глазами слушай, глазами, не только ушами».

Я спросил, как можно слушать глазами, и Петровский мне объяснил: «Когда стучат справа, вы обязательно скосите глаза влево, как бы натягивая правое ухо».

<Стр. 299>

Таких пояснений я получил несколько. За два часа была пройдена одна небольшая сцена. Во время перерыва я робко спросил:

— Мария Николаевна, ведь вы много раз пели Таис, — почему же вы только сейчас детально разрабатываете роль?

— Во-первых, работать надо всю жизнь, — ответила мне Кузнецова.— А во-вторых, мы с Андреем Павловичем время от времени пересматриваем то, что мы давно сделали. А разве вам не нравится?

— Наоборот, — ответил я, — я могу вам только завидовать, что у вас есть такие возможности; у нашего брата их нет.

— Когда я начинала, у меня их тоже не было. То есть они, пожалуй, были, но я не умела их искать. Советую и вам, ищите и обрящете.