* * *

Не могу не коснуться вопроса о переводах западного классического оперного репертуара. Здесь, разумеется, не место заниматься их литературно-музыкальной спецификой, но некоторые стороны этого вопроса не лишены интереса.

Как правило, иностранные оперы попадали в Россию не непосредственно из рук композитора и даже не от издателей,

<Стр. 438>

требования которых были непосильны для тогдашних частных антрепренеров, а через посредство тех бродячих итальянских трупп, которые их привозили во время своих странствий. В подавляющем большинстве случаев клавиры бывали уже подвергнуты купюрам, а оркестровки «уплотнены», то есть пригнаны к любому маленькому оркестру. Эти оркестровки существовали в разных вариантах: на двенадцать-восемнадцать человек, на двадцать четыре, тридцать шесть и, в лучшем случае, на сорок пять человек. «Уплотнение» осуществлялось ремесленниками, и оркестровый «колорит» подчас делал произведение плохо узнаваемым.

Не лучше обстояло дело и с переводами текста. Издательство Гутхейля считало целесообразным прежде всего пропагандировать клавиры с итальянским текстом, даже в тех случаях, когда опера писалась на французский или немецкий текст. Преклонение перед итальянскими певцами было так велико, что требовалось в первую очередь обеспечить возможность исполнения любой оперы на итальянском языке и в том виде, в каком ее исполняют итальянцы. Неуважение же к русскому языку было так велико, что чаще всего переводы заказывались полуграмотным виршеплетам: большинства слов, мол, все равно не слышно...

Издательство Юргенсона относилось к своей задаче с несколько большей ответственностью и стало выпускать оперы западных композиторов в их оригинальной редакции, нередко с переводом на русский и итальянский или~ французский языки. Сами переводы носят следы попыток приближения к духу и форме оригинала, к удовлетворению хотя бы элементарных требований литературного языка и эквиритмичности. Однако эти издания запаздывали, и ко времени их появления та или иная опера уже исполнялась в переводах, изданных Гутхейлем.

Любопытное явление представляли собой переводчики-«прокатчики». Это были владельцы нотных библиотек, снабжавшие нотным материалом передвижные оперные труппы. Из их среды выделялся режиссер В. К. Травский. Он умудрился перевести чуть ли не все существующие иностранные оперы и много оперетт, вписать тексты в клавиры и получить на их исполнение разрешение цензуры.

На всех клавирах, без которых он не давал в прокат оркестрового материала, он делал наклейку: «Опера такая-

<Стр. 439>

то, из библиотеки В. К. Травского». Этого было достаточно, чтобы агенты авторских обществ, не зная имени переводчика, как правило, на титульном листе отсутствовавшего, записывали Травскому весь авторский гонорар. Когда мошенничество было обнаружено и возник судебный процесс, Травского обвинить все же не удалось. Он оправдывался тем, что все сказанное на наклейке соответствует действительности, а в том, чей перевод на деле исполняется, должны разбираться агенты авторских обществ. Он сам, дескать, так далек от тех городов, где взыскивается гонорар, что никогда даже не интересуется, откуда и за что поступили деньги...

Некоторое просветление в этой области началось только тогда, когда директор императорских театров В. А. Теляковский первый стал заказывать новые переводы образованному музыканту и литератору В. П. Коломийцову. Но до открытия Театра музыкальной драмы в новых переводах исполнялся только один Вагнер. По-настоящему серьезно к этому вопросу стал относиться только советский оперный театр, но, как мы знаем, и сейчас можно услышать из уст Фредерика (опера «Лакме») такой опус:

Ах, систем не приводите,

Нас ведь манит новизна:

Без поэм вы поглядите,

Рассудив, чем жизнь полна! —

что должно означать: не следует торопиться с обобщениями и строить иллюзии...

* * *

Высшим образцом вампуки считался когда-то первый акт мейерберовской «Африканки», в которой пленный африканец без переводчика объясняется с испанской хунтой на своем языке. Русские спектакли с участием итальянцев или румын, французов или болгар, которые мы сейчас так усиленно культивируем, не менее вампукисты и решительно подчеркивают, что разговоры о реализме и об ансамбле в таких спектаклях безответственная болтовня. Иностранным артистам надо открыть широкую дорогу на нашу сцену, но только так, как мы это делали в отношении болгар, поляков или делаем в отношении наших национальных республик, то есть приглашать целые

<Стр. 440>

коллективы. Возвращаться же к временам Аксарина, Церетели или Дракули нам не к лицу. Впрочем, и тогда разноязычие в спектаклях в солидных антрепризах не допускалось. Больше того: когда знаменитая Ристори, певшая все оперы только в оригинале, захотела петь партию Рахили в «Дочери кардинала» в итальянской труппе на французском языке, вопрос этот обсуждался в Одесской городской думе и был разрешен положительно только потому, что спектакль был уже объявлен заранее.