230 Рассвет полночи Трио Там, где флоты пламенели При Чесменских берегах, - Там опять орлы взлетели, Но не им, - а галлам в страх. Встань, тень Рима и Эллады\ Встань - и северу чудись! 77. ОТДЫХ МАРСА В ВЕСЕЛОМ СОБРАНИИ Другой Польской на тот же голос Хор Пусть шумит волной огнистой Марс кровавый на морях! Здесь звучит струею чистой Сребрян мира ключ в сердцах. Прочь, ты, буря! прочь, забота! Смейся, радость, смейся, мир! {Трио) Не гордись булатным ныне, Божество войны, (мечем)! Гром смягчится твой в долине, Где утехи бьют ключем. Прочь, ты, буря! прочь, забота! Смейся, радость, смейся, мир!

Часть вторая 231 78. ЛУЧШИЙ ДЕНЬ В ГОДУ AKACTA* Гремит перун - питомец Феба, Глагол Зевеса, - вестник неба!
– Камена\ - Грянь за Зевсом вслед!
– Ты дщерь его - сомненья нет; Блесни, чтоб в чаше токи лет Явили благодатный свет! Се Зевс сверкнул!
– И быстро свет стекает Туда, - на дно - чрез сребряный перун, Трубой небесной с облак подтверждает * С желаньем нежно чувство лирных струн, Чтоб каждый был Акастов день бесценной Уделом сладким вечности блаженной. Акаст\ - Так муза вопиет Под ревом бурь и вихрей грозных; Так тихи дни тебе поет Под громом туч молниеносных. 79. ПОКРОВИТЕЛЮ И ЛЮБИТЕЛЮ РОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ г. М(ОРДВИНО)ВУ2 При многошумном устье Буга Бесшумный лик счастливых муз Обрел себе по сердцу друга; Обрел - и заключил союз. Сие писано было действительно во время летней грозы, когда был день Акастова празднества и угощения. Покровитель, упоминаемый здесь, учредил в сей стране казенную книгопечатню, чего тут дотоле, еще не бывало.

232 Рассвет полночи Уже язык их звучный будет Отсель греметь в позднейший мир; Потомок здешний не забудет, Кто жил, - кто строил струны лир. Уже компас, весы и лира Переселятся жить в листах; А сын брегов под тенью мира Живой глас узрит в письменах. Приморски музы\ Открывайте Пред общий взор свои сердца! Оливой с розами венчайте Бессмертья вашего творца! 80. К КОРАБЛЮ 74-ПУШЕЧНОМУ спущенному 1794 года в Херсоне1 Ступай в объятия Фетиды серебристы! Неси меня, - где путь Язону был открыт2, Где солнцевы врата и дом златый стоит; Иль - где Гесперские растут леса тенисты! Пусть снидет Хронов сын от горних стран с громами, Дабы присутствием Минервин труд почтить, И в сердце сопостат меж черными волнами, - Доколь сей труд живет, - ударами твердит, Сколь прозорлив над сим трудов был покровитель, И сколь искусен был и будет сорудитель. 1 Сей корабль строен был под начальством Его Высокопревосходительства) Н(иколая) С(еменовича) М(ордвинова) трудами корабельного) м(астера) К(атасанова). 2 Сочинитель сей надписи в то время сам спускался на сем корабле.

Часть вторая 233 81. ПЛАЧУЩАЯ НИМФА РЕКИ ГИПАНИСА ПРИ КОНЧИНЕ СЛАВНОГО ВОЖДЯ СИЛ эвксинских Содержание Бугея, нимфа сей реки, видит с берегу разные суда в печальном образе и сетует, дриада набережных вязовых рощей Улъмея застает ее в сем положении и участвует в горести; но тогда морской предсказатель, Нерей, приплывает из Эгейского моря в сию реку, предвещает и утешает. Туманов утренних моря, От силы знойныя паря, В палящей тверди исчезали, Струистым паром задрожали; Вдали синеет томный лес; Поля открыты пламенеют; Одне пещеры там темнеют, Прохладный ниспустя навес. Уже наяды не находят 10 Среди кипящих струй утех; Они иль в бездну глубже сходят Иль удаляются на брег, - На брег крутой, сенолесистый, Где в резвой пляске хор дриад Внимает Пана глас трелистый Иль эха полнозвучный склад. Меж тем как по лесам дриады Вкушают отдых и покой, Зеленочелые наяды 20 Ныряют в глубине речной. Кто, - кто от них там убегает, От дна реки наверх взлетает И бледной дланью выжимает Из тростниковых токи влас!

234 Рассвет полночи Она спешит на брег тенистый, Где куща томну сень дает, - Садится, - кудри рвет волнисты И в алебастрову грудь бьет. Тут слезы нежны истекают Из глаз смарагдовых ея, Жемчужной влагой орошают Прибрежный злак сего ручья. Опершися на пень вязовый, Зрит мрачный вид судов суровый И начинает разговор С собою: «Где ж утех собор? Где делось время прежней славы? Где те кристальные пути, В которых зрели мы забавы?
– Их нет, - их боле не найти. Что ныне сделалось с тобою, Гипанис, томный Борисфен! Я слышу стон лишь под тобою; Я зрю - ты в мрачность облечен. Тритоны в волновой одежде, Как в час веселый было прежде, Уже не трубят в звонкий рог; И сам седой их страждет бог. Все, - все, мне кажется, минется... Ток слез моих с избытком льется; Но глас мой становится нем; О горе - лейся ты ручьями!
– Кому, - кроме меня, - ты чуть? Здесь дриада вязовых древес, по имени Ульмея, подслушивает, подходит к плачущей и вмешивается в ея тоску.

Часть вторая 235 Улъмея Как?
– здесь Бугея\ - ты, любезна!.. Скажи!
– какая участь слезна Тебя крушится нудит тут? Твои зеницы побагрели; Ланиты в пламени горят; Власы зелены поседели; По плечам брошенны лежат; Из желви гребень твой точоный Там кинут - в утлых камышах; Скажи!
– почто вздыханья, стоны Столь часто слышны в сих местах?
– Почто здесь сохнешь от кручины? Откройся, для какой причины, Забывши родину, мой друг, Грустишь одна - и без подруг. Бугея Сама ты ведаешь, Улъмея; Всегда ль лазурь на небесах Яснеет в тишине синея? Всегда ль на облачных краях Жемчуг и золото яснеет? Всегда ль равнина бездн седых Зерцало гладкое имеет? Всегда ли чист кристалл на них? Ты знаешь, что не редко мчится С полуночи бурливый дух; Среди стальных колес стремится И возмущает тихий юг; Он тучные холмы шатает, Он кедры с корнем исторгает; Он Хаос возрождает тут, Где бури воют и бегут,

236 Рассвет полночи На медных рыщут колесницах И сыплют дробный огнь в зарницах, Меж тем как бездны восстают. Увы! участница тоски! Как должных слез не проливать?
– Средь сей вздыхающей реки Вовек утех мне не видать! Ты видишь там кормы крылаты, Покрыты страшной чернотой; То гробы, мнится мне, чреваты Орудиями смерти злой; Ты видишь парусы там бледны; То, мнится, тени пеплоцветны, Надуты яростию туч И гневом реющей полнощи, Отколь бежит далече луч, Что, сквозь туманны мчася рощи, Чрез голые холмы скользит И в тихие страны летит. Нет, - видно, вздохи будут вечны; Знать, - вечно пить струи мне желчны. Не слышишь ли удодов клик И вранов горестный язык, Что там по реям превитают?
– Мне мнится, всякая волна Свершает тамо погребенье, Где в прежни ясны времена Смеялась радость и веселье.
– Ужли кого глотает вал!
– Как?
– Борисфен могилой стал!
– Ульмея!
– вот картина мрачна! Ужасно при гробах мне жить!
– Картина страшна, - смертно-зрачна! Ужасно к ним мне приступить!

Часть вторая 237 Ульмея Жаль, жаль, что лютый рок осилил; Что дом тебе твой опостылел!
– Ужли таков сей будет край?
– Жаль, милая!
– но продолжай! Бугея Я прежде восхищалась зреньем, Как ключ Гипанский шумно бил; Как легким чрез скалу паденьем Дуги серебряны крутил; Я зрела, как суда веселы, На ветрилах надутых мчась, Как лебеди пушисто-белы, В Эвксин летели в шумный час; А мы за сими ушлецами, Как ласточки, гналися вслед; Лишь смехи слышны меж кормами, И наш был хохот им в ответ. В то время их хребты стальные Являли жатвы цвет златый Или лилеи цвет млечныя, Или тирянский багрец густый, И будто бы полки сребристых Иль златолиственных лесов Виясь бежали средь пенистых Гипанских радостных валов; Их разноцветна тень пестрелась В невозмущенных глубинах; В зерцале наших нимф гляделась, Бежа им вслед в витых столпах. Ах!
– там мы вод вождя видали; То лавр, то мирт чело на нем Попеременно оттеняли; Я с ним купалась в токе сем...