Шрифт:
254 Рассвет полночи Ты ль в шумной пышности забыла, Что в Ромуловы времена Людей железных воздоила, Что дики в чувствах племена И грубых хищников станицы От поздной взяли свет денницы. Япетов сын1 во мрачность века Не из скудели ли сырой Сложил чудесно человека?
– Ифест не из руды ль земной? Девкалион влагал жизнь в камень, Орфей в дубравы духа пламень. Не славьтеся, Афины с Римом, Что вам одним лучи даны, Другие ж в мраке непрозримом!
– И здесь, - и здесь возрождены Свои Орфеи, Амфионы, Энеи, Ну мы, Сципионы. Все те сарматы, геты, даки, Что члись за каменны главы, - Сквозь тьму времен, сквозь нощи мраки Такой же блеск дают, как вы; Такие ж ныне здесь Афины; Такие ж восстают Квирины. Почто вы хвалитесь в гордыне, Коль ваши чада суть рабы, Коль ваши странны внуки ныне Лишь данники срацин - рабов судьбы?
– Цари вселенной напыщенны Во узах - ныне искаженны. Прометей.
Часть вторая 255 Как?
– разве тем вы возгремели И отличились много крат, Что Гениев губить умели? Пророк афинский, - ты, Сократ! Ты, Туллий!
– ты, Назон!
– проснитесь, За рвенье музы поручитесь!» Так я беседовал, унылый; Тогда был вечер; и, спустись, Роса легла на холм могилы; Роса слезилася ложась; Над холмом облако дебело Во злате пурпурном висело. Вдруг глыбы потряслись могильны, И ров зевнул со тьмой своей; Крутится сгибами столп пыльный, Внутри я слышу стук костей; Кто в виде дыма там?
– немею; Я трепещу, - дышать не смею... Тень восстает; - все вкруг спокойно; И кажда кость во мне дрожит; Еще туманяся бесплодно, Слеза в глазах ея висит, Что в дол изгнания катилась, В печальных дактилях струилась. Из уст еще шумит вздох милый, Что воздымал дотоле грудь; Я слышу тот же глас унылый, Что в песнях и поныне чуть; Но слезы - лишь туман кручинный; А вздох и глас - лишь шум пустынный. Тут тень гласит, как звук вод некий Иль шум тополовых листов: «Чей глас, - чей глас, что в поздны веки
256 Рассвет полночи Стремится с Бугских берегов1, Чтобы вздохнуть над сею перстью И ублажить плачевной честью?» Певец Я, - дух несчастный, дух любезный! Я здесь, унылый твой сосед, Пришел излить потоки слезны.
– Ужли твой взор пренебрежет Толико дань сию священну, Чтоб персть твою почтить бесценну? Назон «Я несчастлив!» - ты мыслишь тщетно; Где тот, что столько крови пил, Пред кем мой взор лишь неприметно Без умышленья преступил?
– Увы!
– почто мой взор стремился? О если б он тогда ж закрылся! Так, - век ваш мудро обличает, Что мстителя Назон сего В число полубогов включает, Кумиром милым чтя его, И им же изгнан сам навеки; Так, - правильны веков упреки! Что ж сам обрел потом он боле, Прогнав меня до сих брегов? Чистейшу ль совесть на престоле? Благословенье ли веков?
– В венце он так же заточился, Как я в чужих песках укрылся. Сии стихи сочинены во время бытности в Николаеве.
Часть вторая 257 Иулий - страшный бич вселенной - Лишь пал, - он, как преемник, вздул Опять перун тот усыпленный, Что дух ревнивый окунул В струи бича племен кровавы, Чтоб обновить иной род славы. Крутится кровь мужей реками; Вдали патриции дрожат; Дух Рима дрогнет меж стенами; По стогнам головы лежат; А чрез сии стези кровавы Достиг он трона страшной славы. Тогда вселенная искала, Чтоб он был вечно потреблен, И грозный час тот проклинала, Когда на свет он был рожден; Но лишь схватил он скиптр железный, Иное возопил мир слезный. И правда, - он переродился; Тогда счастливый мир хотел, Чтоб Август вечно утвердился, Чтоб Август смерти не имел; Из тигра агнец был в то время; А сим - сдержал блестяще бремя. Таков был Цезарь; что ж Октавий, Который поглотил весь свет? Его ест тот же червь и мравий, Что и на мне теперь ползет; Его лишь точит в мавзолее, Меня под дерном, - что лютее? Там спорник Зевса цепенеет; Его перун между костей, Покрытый плесенью, немеет 9. Бобров Семен, т. 1
258 Рассвет полночи И не блеснет опять с зарей. Не плачь, певец эонов поздных! Прешла времен сих буря грозных. Престол Октавия ужасный Ничто, - повапленный лишь гроб, Где вызывает галл опасный Из странных Брута - род утроб.
– Но смертный в силе блещет тщетно; Ночь всех равняет неприметно. Не плачь, певец эонов поздных! Среди небесных я долин Не зрю ни властных взоров грозных, Ни от любимцов ложных вин, Ниже зависимости студной От их улыбки обоюдной. Не плачь!
– пусть воин соплеменный, Пусть росс Назонов топчет прах, Срацинской кровью омовенный!
– Но дух мой - юн на небесах...». Так призрак томный рек - и скрылся, Лишь лист тополовый забился. Прости, дух милый, дух блаженный! Росс чтит твой прах, твои стихи; Твои все слезы награждении; Ты будешь выше всех стихий. Судьба!
– ужли песок в пустыне Меня засыплет так же ныне?
Часть вторая 259 98. ЗАПРОС НОВОМУ ВЕКУ Всесильного крылатый вестник, Столетья ветхого наследник!
– Все слышали гром страшных врат, Как ты влетал чрез них шумливо В сию вселенну горделиво, Все - небо, дол земный и ад. Повеждь, какие нам блестят Надежды на челе сих врат? Ужасны выли непогоды Средь царств и мира и природы; Ужасны, - видим сами то; Но что знаменовали?
– что? Тогда, - как бурная вселенна, Крамольной бранью возмущенна, Ложилась в мирну сень уже, - Природа встала в мятеже.
– Там бездны, преступя пределы, Глотали целые уделы; А здесь источников скупых Глубоки долы обнажились; Меж тем как рыб стада теснились На ветвиях кустов густых, Открылись памятники скрыты, Труды седых веков забыты.
– Там странны гласы в облаках В полнощи ухо поражали; Здесь горы в каменных дождях На землю с тверди ниспадали. Ужель в природе оборот? Или великий новый год\ - Ужели божества природы Забыли долг обычный свой?
– 9*
260 Рассвет полночи Чудитеся, земные роды!
– Брань в небе!
– тамо Марс земной Бросает грады каменисты; - Перун, что был непостижим, Теперь довольно изъясним.
– Не стрелы ль грома те кремнисты, Что тайно древний Зевс метал, Чем правильно парод считал?
– Вулкан из Этны выступает, Оставя труд подземный свой, Озера, реки иссушает, Где, утомленные тоской, Вздыхают горько нимфы бедны, А нереиды на брегах Тоскуют по отчизне, бледны, Не в силах быв дышать в полях. В природе бунт, - мир в мире дышет; Над западом дуга цветет; И на брегах Секваны пишет Таинственный Король расчет Иль зиждет, может быть, мир новый; То скажет век, - мы внять готовы; Но в севере краса чудес, Мудрец в Монархе добрый, юный, Строптивы удержав перуны, Блюдет полувселенной вес. Но, о судеб посол небесный, Надолго ль радости дуга Хранит над миром цвет прелестный И пестрая ея нога Стоит над мирными холмами? Ах!
– сколь далеко б дух наш шел, Хотя природа временами И забывает свой предел?
Часть вторая 261 99. ПРЕДЧУВСТВЕННЫЙ ОТЗЫВ ВЕКА Сын мой!
– сын праха!
– сын юдоли! Ты видишь, - видишь, что и в самом Смятении вещей теперь, В порыве самом естества, Ум человеческий не дремлет, Мятется, реет, мчится вдаль, Одолевает век - меня - И ищет новых царств себе По ту страну времен парящих, 10 Где ждет его венец бессмертный. Нетерпеливый, - бодрый ум, Ум самовластный, ум державный, Перестает отныне строить В отвагу мысленные замки; Собрав сил меры седьмеричны, Стремится чрез предел обычный.
– Се начинает человек В небесной высоте дышать! Он с зноем мразы проницает, -° Он в тверди климаты пронзает, К колесам солнечным дерзает. Под ним Земля - как муравейник1. Ревнуя умственному взору, Что видит он миры незримы, Взор бренный странствует отважно По отдаленным высотам, Существенны миры находит В эфирных чуждых областях2. Здесь предметом воздушный шар. Гершелевы телескопы.