Шрифт:
Не обгорая явным нетерпеньем
Летящих под надбровиями дней.
Но я сильней, я управляю телом,
Веду его в нехоженость дорог
И ёжится сознанье ошалело,
Дрожа губой, как пойманный сурок…
“”””””””””””””
По причине той и той
Был в семье я сам-шестой,
По причине той и этой
Уродился я поэтом!
Может быть, годочков в пять
Стал стишки я сочинять,
В девятнадцать лет в газете
Видел собственный портретик,
А под ним строка к строке,
Словно семечки в кульке.
Ой, ты, время молодое,
Я в тебя входил Балдою,
Плёл словесную тесьму,
Веря этому-тому!
Верил… ну и не жалею,
Не втыкаю в уши плейер,
Не глушу себя попсой,
А питаюсь той росой,
Что осела на осоке
Юности моей далёкой!
Влево шаг и вправо шаг…
На сегодня я чудак,
Динозавр из плейстоцена,
По случайности на сцену
Забежавший и застывший
Прилагательными «бывший»
И «отживший»… это так!
И хоть как грызи кулак,
И хоть как пыли собою –
Скисло небо голубое…
Это так… но что лукавить,
Коль стихи во мне отравой
И по-прежнему строка
Тянет нос из кулака,
Ширкает перо бумагу
И словечки пухом гаги
Невесомо липнут к ней
В череде звенящих дней,
И, дай бог, чтоб до финала
За строкой строка бежала!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Не знаю я, кто Вы, и неинтересно
Секреты разгадывать.
Вы мне как песня,
Звучащая где-то, когда-то и как-то
На прежних дорогах и будущих трактах.
Вы не приближённы и не отдалённы,
Вы в солнечном ветре, в случайном циклоне,
На склоне альпийском цветком эдельвейса
Мне шепчете тихо: надейся!
Надейся!
Надеюсь!
И молча вращаю планету
Сегодня в Бургундии, завтра в Тибете,
Но вновь возвращаюсь к Уральскому кряжу,
Нечёсан, небрит и не напомажен.
Копаю, долблю минеральные руды,
Ваш голос звучит для меня ниоткуда,
Горошины пота, сливаясь в кристаллы,
Ответно звенят колокольным металлом.
Откуда Вы, кто Вы?
Я Вас не узнаю,
Вы синяя птица над дюной Синая,
Вы белый ледник на вершинах Памира,
Вы та, кто владеет и мною, и миром.
Я слушаю Вас, прерывая дыханье,
Я Вас умоляю остаться незнаньем
И тенью, рождённою лунным затменьем,
Моим перевалом и ограниченьем...
"""""""
По жёлтым предпольям предосень струится,
Шуршит в тальнике одинокая птица,
Туман -- не туман, а расстройство одно,
Лежит по низинам белесым пятном.
Но скоро сентябрь второй половиной
Навалится на кривобокость крушины
И старый сарайчик – сплошное гнильё,
Не бросится обезопасить её.
Начнётся неспешное листопаденье,
Осенняя кома у предназначенья,
А мне остаётся завидовать: да,
Природа старушкой идёт в холода,
Чтоб в юность ворваться весенней рекою –
И вновь по предполью травища по пояс,
И листья резные у ломких крушин
Из почек проклюнутся все как один…
– - Ага! – февралю по загривку стучу я, --
А мне как сознанье избавить от сбруи,
От дуг и уздечек стреноженых лет? –
– - А хрен его знает! – февраль мне в ответ…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
По статистике население России за год уменьшается на миллион человек.
Собственно, всё не ново!
Не подрывает память
Резкий хлопок былого
С призрачными огнями,
И не снесло макушку,
И не вошло клистиром
Снятие старой стружки
С неугомонного мира!
Собственно, перемены
У мозжечка, а с края
Те же звучат рефрены,
Те же стоят сараи;
На сеновалах сено,
Люди и пьют и пашут,
И матерится ценник
В шопе на простокваше.
Собственно, я условно,
Выхолостив обиды,
Не приподняв заслонок
Скрытого геноцида!
Год пролетел и замер,
Грубой доской сосновой
Перечеркнул он память