Над миллионом новым…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Там, где пытается северный ветер

Небо облапать и смять облака,

Я прохожу океаном-планетой

Валкой походкою экс-моряка.

Улица палубой, парусом стены,

Мачты-соборы, на баке фонарь,

Холод сосёт из нависшей Вселенной

Сорокоградусный минус-январь.

Холодно!..

Знаете, избранный Верой

В том же строю, что и все мужики,

И обречён на любовь и потери

В теле земной, не небесной тоски…

Знаете?..

Нет, Вам не знать и не ведать

То, что сегодня творится со мной,

Как одиноко мечусь я по следу,

Пенному следу за Вашей волной!

Вечность для Вас – изобилие света,

Бренность моя – половик для богинь…

Я упираюсь руками в планету:

Сгинь, наважденье, прошу тебя, сгинь!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не горюй, ты проживёшь!

Я такой и не такой,

Ты такая, не такая,

Ты по тропочке людской,

Я по краешку шагаю!

Прямо в пропасть – ваших нет,

Если пуля грамм на десять

Рассечёт бронежилет,

С тленом жизнь уравновесив…

И опять я не такой,

Зря настырничает взводный –

Крыльев нету под рукой

И комбез на мне холодный…

Тук-тук-тук, и наших нет,

Отстучало ретивое,

В этом мой приоритет

Быть всегда самим собою!

Не горюй, ты проживёшь,

Ну и прочее такое!..

Был я?

Не был, это ложь

Вроде раны под рукою…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Свистушка-пуля вмялась в каску,

Отрикошетила, жужжа,

И подкосила клевер-кашку

Бездумной резкостью ножа.

Отвечу сразу: мне не больно,

Но голова как чугунок,

В ней звон посеян колокольный,

А в теле дрожи – до сапог.

Качает небо серый облак,

В шаланде мечется кефаль,

Приморский город, танго-сопли:

«Мне бесконечно что-то жаль»…

МузЫка, вишь… а здесь работа –

Лови на мушку и стреляй

Во что-то злобное «чего-то»

На ране с именем Земля.

Он паут, он слепень и демон,

А я мужик из Костромы,

Я избавляю это время

От фантастической чумы…

Свистушку-пулю прямо в каску:

Пробей её, пробей, пробей,

Пусть мир живёт привычной сказкой

Под воркованье голубей!

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Моя печаль о прожитОм нежна, строга...

На землю падают снега, идут снега,

Моя печаль о прожитом нежна, строга.

У белых заморозков ей легко бродить,

На языке любви со мною говорить.

Я не прошу её: уйди! Нет, не прошу,

Я ею память и сомненья ворошу,

Из дней, вернувшихся ко мне, я выбрал сам

Не смех, не радость, а печаль по чудесам!

Несовершенство нашей жизни не смешно,

Оно дырявит, словно градина окно,

Окно, промытое июлем и дождём,

Дождём, прикрывшим злаки хлебные плечом.

Убрали хлеб и затуманились луга,

Дожди прошли, на землю падают снега,

Цвет поздней осени снегам не по душе,

Им непривычно чёрно-белое клише.

Легко судить, легко рядить, легко шагать,

Чужую боль не принимать, не понимать,

Свою печаль нести другому на щите

По чёрно-белой безымянной пустоте...

«»»»»»»»»»

Добродушный Алексеич

С дымной трубкой в кулаке,

Гуси вывихнули шеи,

Стрекоза на поплавке –

Не дурное коромысло

С карандаш величиной,

А дрожащая Анфиска

С тонкой талией-струной…

Не дрожи, бояшка-крошка,

От меня ты далеко!..

Солнце давится по ложке

Сквозь плеяду облаков;

По земле густые тени

И прохладный ветерок –

Бить грозе хитроплетеньем

Звонких нитей в поплавок,

В Алексеича на лодке,

В одинокого леща,

Разевающего глотку

На подстилке из хвоща;

Быть грозе!

В июле грозы

Чуть не каждый божий день…

У Анфиски меднокожей

Глазки в майскую сирень.

До чего она смешлива,

Если косу ей не драть,