Собственную веранду лаками полируя,

Вновь утверждаю: люди смесь мыла и купороса, А у меня мучица изъела крыжовник с туей…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Если я родился боком

Или ножками вперёд

Семимесячным до срока,

Ртом хватая кислород,

Что ж теперь, винить и хаять

В непосредственном грехе

Мойшу или Мордехая

И библейскую Рахель?

Ну их на фиг! Пусть мотают

Пейсами любой длины

В государственность “Израиль”

У своей святой стены!

Мне до них какое дело?

Я живу в Руси своей

И кресты не ставлю мелом

Им на плоскости дверей…

Мой знакомый дядя Миня

Орден Ленина имел,

Он пешком пришёл к Берлину

С пулей, так сказать, в корме!

Свой стрелял, из особистов,

С тыла, так сказать, дебил!

Ну да хрен с ним, с тем фашистом,

Миня всё ему простил…

Эх, российские мудилы,

До чего же мы легки

На прощенье педофилов,

На судейские крючки,

А к явленьям сионизма

Нас коробит до земли!..

Это, видно, норма жизни,

Недоступный нам Берлин…

“””””””””””””

Была война, и примулы горели

За окнами покинутых домов,

И санитар в потрёпаной шинели

Укладывал в повозку мужиков.

Два человека – и вперёд, мышастый,

Стучи копытом в пролежни войны,

Здесь поползёт железо той же масти,

Плюясь огнём в защитников страны!

Ещё повозка и ещё мухортый,

И снова двое на соломы хруст,

И в тыл, пока не выскочил, как чёртик,

Из клубов пыли танковый Прокруст!..

Была война и прятали кукушки

Своё ку-ку подальше от людей…

Была война, на запад шли теплушки

С портретами любимых из вождей.

Обратно шли усталые составы

Зелёных санитарных поездов,

Перевозя простреленную Славу

В глухое госпитальное гнездо…

Там, где я жил после войны лет десять,

А, может, двадцать – всё равно не срок –

В горушку были свалены у леса

Корсеты гипса, слепки рук и ног.

А мы, десятилетние бродяги,

К обломкам тем ни летом, ни в мороз,

И как был прав художник Верещагин,

Нарисовав войны апофеоз!

“””””””””””””””””

Изготовили мне приворотное зелье.

Я хлебнул, почему же его не хлебнуть?

Заструилась душа золотой канителью,

Предвкушение спазмами стиснуло грудь.

Вот оно, голубое и синее в розовом!

Вот заря, о которой талдычили мне --

Ухмыляется волк, уживается с козами,

Гордо носится конь без упряжных ремней.

Истекали субботы в морозную оторопь,

Я кудряшки терял и не думал о том,

Как суров понедельник, зажатый работою,

Предоставленной с детства мне поводырём.

Все ушли кто куда, этот в стену кремлёвскую, Этот в ржавый суглинок с другим наравне,

Зелье с губ на рубашку последней полоскою,

В голове пустота, как в российской казне.

Так и мучаюсь я до сих пор похмелюгою!

Скоро руки покроет кирпичный пигмент,

А в душе ничего, кроме матерной ругани

В личный адрес: во что же ты верил, студент?

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Жизнь, замызганая сука, ощенилась как-то мною, Не подумав, для чего ей столько разного дерьма, Мучающего планету ежедневным перепоем –

От зачатков пошлой мысли до великого ума.

Сколько фабул, сколько фистул, сколько флибустьеров диких, Сколько Робинзонов Крузо одиночками в меху,

Сколько Цезарей и Брутов, и святых со скорбным ликом, Не скрывавших или скрывших свои склонности к греху!

А вот я, подкидыш сучий, не утопленный с рожденья, Не вникающий в моленья и в чужой моралитет,

Пью вино, ласкаю женщин и воюю с личной тенью, Затянувшей паутиной мой поношеный портрет!..

А Земля висит в пространстве и посверкивает молча, Эгоцентры миллиардов ей что тень для городьбы --

Так, случайные явленья, отслоения от корчи

Порождений материнских не по прихоти судьбы…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Друзей теряешь, уходя на взлёт,

Завистники ворота мажут дёгтем,