После того, как состоялось

Сближенье города с деревней.

* * *

В лицо, не знавшее любви,

Взгляну, — как странно совместилось

Плебейское жеманство и

Высокомерная брезгливость.

Я прежде злился, а теперь

Об этом и подумать скучно.

Я научился равнодушно

Встречать любую из потерь.

* * *

До января рукой подать. Протянешь, — тает снег

На линиях судьбы и долгой жизни.

Я руку протяну иной отчизне,

Усталый раб, замысливший побег.

Не с будущим отпраздновал разлад,

Не с прошлым всё пытаюсь породниться,

Перевирая древние страницы.

Нет, — в этом я перед тобой

Не виноват, читатель мой.

Страх одиночества и страх небытия

Преследуют. От их переплетенья

Зависит, видимо, судьба моя.

Два солнца мне видны и две огромных тени.

А где-то в центре я, — ничтожно мал,

Когда б не твой, читатель, пьедестал,

Единственно возможная основа,

Спасающая голос мой и слово.

Ещё светло, но птицы не поют.

Возможно, их и нет, а эти кроны,

Весь этот мир неистово зелёный.

Предчувствуют и засуху, и смерть?

Что, если я пытаюсь петь

Лишь оттого, что тягостно молчанье?

Что, если я живу пустой надеждой

И тоже обречён? Но прежде…

Но прежде чем проститься на века

Я улыбнусь тебе издалека

И улыбнусь, дойдя до поворота

Последнего,

Взгляну сквозь небо в трещинах, сквозь облака

Столь благолепные, когда они теряют позолоту

Закатную.

Я погляжу на эту благодать,

Пойму — мне всё же было что терять.

Благословляю медленный подъём,

Который раздвигает горизонты

Моей обители. Мне говорят: “Пойдём

Быстрей. Не останавливайся. Что ты

Там позабыл, верней, не разлюбил?”

А мне ответить не хватает сил.

Нет слёз. Нет слов. Нет жеста, передать

Ко всем оставшимся той жалости, той злости.

А впрочем, стоит ли? Расходимся как гости

И кто куда. Уже не отыскать

Следа на этой паперти земной,

Оставленного мною и тобой.

Десятистишия

Так ласточка ныряет под карниз.

Бездомной жизни злеет постоянство.

Всего-то и осталось ей пространства:

То вверх швыряет бедную, то вниз.

Ей прилепиться к дому твоему

Да в тесноте случайной отогреться.