Молчу. А уборщица халтурит - пылинки есть. И как же ей не совестно, светлейшего ж вампира кабинет.

– Лариса!

– А ты бей. У тебя хорошо получается. Я буду плакать, умолять остановиться, со всем соглашусь. Заодно и расскажу. Вот все, что хочешь услышать, то и расскажу, и даже теми словами, какие потребуешь. Главное бей, не останавливайся.

– Лариса, перестань, я не собираюсь тебя бить. Я поговорить с тобой хочу.

– Хоти.

– Лариса!

– Бей.

Он опускается на пол, приподнимает меня, прижимает к своей груди. Там слишком тепло, я помню. Ухожу на дно, ныряю в омут, за заколкой. Вода холодна, бурлит, крутит, и дно неспокойно - муть, взвесь. И солнце не пробивает, не разглядеть, а руки совсем замерзли, и не могут ничего нащупать.

– Лариса, поговори со мной, пожалуйста, - он обнимает меня, кажется, гладит. Глупый. Я же на дне. Вокруг вода. Холодная.

Он смотрит мне в лицо. Ждет. Хоть какой-то реакции. Я не закрываю глаз, не отворачиваюсь. Я просто смотрю на него сквозь толщу вод. Истоки Верьи - в ледниках Западных гор, она не прогревается даже летом. Он наклоняется и целует. Сначала очень легко, едва касаясь, затем раздвигает языком губы, зубы... Я не сопротивляюсь, просто не отвечаю. Мне в рот льется ледяная вода, но я не захлебываюсь, я давно уже не дышу. Я на дне. Здесь везде вода.

Он отстраняется, ничего не добившись. Думал, я буду желать его тела вечность? Я на дне ледяной реки. Здесь не бывает желаний.

– Лариса, перестань, вернись ко мне, - пытается достучаться вампир.
– У тебя уже даже губы холодные. Возвращайся, так можно здорово заиграться.

– Нет.

– Почему ты сбежала, Лара? Тебя Лоу чем-то обидел?

– Ты.

– Я? Я защищал тебя, берег, пальцем тебя не тронул.

– Тронул.

– Я предупреждал, что надо слушаться. И это было после того, как ты сбежала с работы в пьяный загул. А я спрашиваю о том, что случилось до.

– До уже не важно. Либо я человек, либо вещь. Людям не причиняют боль. Вещи не чувствуют. Ты выбрал вещь. Возьми.

– Давай ты сядешь. Не надо лежать на полу.

– Нет.

Он сажает меня в кресло. Еще и придерживает, чтоб не соскользнула обратно.

– Теперь бей.

– Лара, прекрати делать из меня монстра.

– Хочешь, чтоб я здесь сидела - бей. Можешь руку опять вывернуть. Тоже больно.

– Перестань.

– Бей.

Он отходит. Садится в свое кресло. Я сползаю на пол, вновь прижимаясь щекой к паркету.

Он молчит. Ждет. Над нами плывет тишина. Зато слышен шум голосов в коридоре, множество шагов. И кто-то дергает ручку двери в приемной. Напрасно. Все личные разговоры здесь проходят только за закрытыми дверьми. Вампиры не выносят сор на люди. Впрочем, тот, кто дергает ручку, едва ли понимает, что вампирам есть, что скрывать.

Вампир молчит и ждет. Надеется, я одумаюсь? Зря. Меня качают холодные воды, и мне уже не нужно прилагать усилий, чтоб удержать перед глазами картинку. Я уже река, я теку. Долгий путь, от истока к устью, и другой рекой, и еще одной. А в конце меня ждет Бездна, все реки впадают в Бездну. Я тоже река, и когда дотеку, буду падать долго, долго, долго...

– Что мне делать, Ларис? Как с человеком я говорить с тобой не могу - мне не пробиться в твой мозг. Я пытаюсь говорить с тобой, как с вампиром - но ты не хочешь меня слышать. Мои слова для тебя вообще ничего не значат. Я прошу помочь мне - ты уходишь. Прошу объяснить - ты закрываешься в кокон, не оставляя мне даже эмоций. Как я могу тебя понять? Как мне до тебя достучаться?

– Бей.

Это не кокон, это вода. Сам же научил: чтобы поверили - надо чувствовать. А я чувствую только воду, только воду...

– Хорошо, я обещаю тебе, я даю тебе слово: я больше никогда не причиню тебе боль. Не притронусь к тебе и пальцем. Теперь мы можем поговорить?

– Ремень, кнут, плетка, монтировка...

– Я дал тебе слово, Лара. Моего слова достаточно любому вампиру. Любому человеку. И только ты опять не желаешь меня слышать.

– Я не поеду к тебе домой.

– И это причина? Ты пойдешь в грязную ночлежку с субъектами, чьих лиц не видишь, а имен не знаешь, а мой дом тебе претит?

– Я не поеду к тебе домой. Куда и с кем я решу пойти - не твое дело.

– Ты ищешь самостоятельности не там, где нужно. Лучше б жила у меня, училась вести хозяйство. Сколько можно за маму прятаться?

– Я к тебе не поеду.

– Допустим.

– Дай слово, что не заставишь и не увезешь силой.

– Сядь в кресло, как это принято у разумных существ, и я скажу тебе, в чем я готов дать тебе слово.

Сажусь. Он какое-то время смотрит на меня, потом начинает:

– Ты возвращаешься в университет. Я скажу в деканате, что ты болела. Ты возвращаешься на работу...