Позвольте, я представлю вас этим господам.

— Черт! — воскликнул Манфред и оглянулся на Иммельмана. — Боюсь, я несколько

неподобающе выгляжу.

— Ничего страшного, герою это простительно.

С этим он подвел Рихтгофена к чрезвычайно молодому человеку, стоявшему в центре

группы офицеров: на нем были генеральские брюки, на шее — орден. Сколько ни пытался

Манфред разгадать, что за погоны украшают плечи молодого человека, у него не

получалось.

— Это его высочество, великий герцог Сакс-Кобург-Готский, — прошептал офицер на

ухо Манфреду.

Герцог Сакс-Кобург-Готский был главой одного из крохотных германских княжеств,

входивших в состав Второго Рейха.

Коронованная особа с интересом уставилась на летчика. Наступило короткое молчание, а

затем герцог приветливо кивнул Рихтгофену:

— Я должен благодарить вас, мой храбрый летчик! — воскликнул он. — Из донесений

нашей разведки стало известно, что англичане намеревались разбомбить мою штаб-

квартиру. Но ваша храбрость помогла отвести эту угрозу: бомбы были сброшены на

другой объект, ближе к линии фронта.

— О, благодарите не меня, а западный ветер! — весело воскликнул Манфред.

— Как это? — поднял брови герцог.

— Очень просто, ваше высочество! При западном ветре во время боя машины всегда

отклоняются в сторону немецкого фронта. Следовательно, англичанам на их летающих

пианино, — скорость у них, ваше высочество, куда ниже, чем у германских

«Альбатросах», — приходится уходить на малую высоту, а там уж делать выбор:

сражаться до конца и быть убитым — либо садиться и попасть в плен. О, западный ветер,

это такой разбойник, ваше высочество! Думаю, он стоил Королевскому воздушному

флоту больших потерь.

Герцог рассмеялся.

— Да, вы храбрец и хитрец к тому же, — повторил он. — Я желаю наградить вас.

Он отцепил от своей груди орден и неловко прикрепил его к расстегнутой, пропахшей

потом и машинным маслом рубахе Рихтгофена.

22 ноября 1916 года, расположение Jasta-2

— Англичане, конечно, храбрецы, — рассуждал Манфред фон Рихтгофен. — Летают на

своих тяжелых таратайках. Этот их ужасный биплан FE.2... без слез не взглянешь! Когда

они его выпустили в небо? Еще году в пятнадцатом? И ведь продолжает ползать и

бомбить, особенно ночью... На что они рассчитывают?

— Может быть, они просто храбрецы, — пожал плечами юный Иммельман.

— В этом им не откажешь, — отмахнулся Рихтгофен. — Да кто не храбрец? Наши

«Альбатросы» — лучшие. И мы об этом знаем. Именно поэтому мы никогда не

уклоняемся от боя. Лучшая машина и лучший летчик — это верная победа.

Они сидели в столовой за ужином. Было уже темно, и разговор велся ленивый — все

устали.

— Ночные налетчики-англичане — это чума, — сказал Иммельман. — Но главное —

чтобы они не стали проблемой.

Все посмеялись, и тут в столовую вбежал ординарец.

— Они! Там!.. — выкрикнул он и снова скрылся.

«Они» могло означать только одно: англичане.

Несколько человек бросились к пулеметам, остальные похватали личное оружие —

пистолеты и карабины.

Скоро появился англичанин. Он шел на большой высоте, затем снизился почти до

пятидесяти метров и направился прямиком к казармам.

На самолет упал луч прожектора. Почти в то же самое мгновение прогремел выстрел, и,

как будто этим был дан сигнал, началась общая пальба. Затем подключились пулеметы.

Однако британец не отвернул — он пронесся прямо над головами стрелявших. Вот-вот

упадут бомбы...

— А теперь — в убежище! — лихо крикнул Манфред и сам подал пример, скрывшись в

щели, вырытой в земле.

Глупо летчику погибать от какой-то дурацкой бомбы.

Англичанин отбомбился и полетел прочь.

— Самолеты! — кричали кругом. — Целы ли самолеты?

Пальба, хоть и беспорядочная, принесла кое-какую пользу: англичанин торопился улететь

и сбросил бомбы кое-как. Самолеты, стоявшие на аэродроме, не прострадали.

Уставшие, летчики отправились по койкам.