§ 5.1. Особые случаи: осенение себя крестом слева направо в рамках православной традиции

Показательно вместе с тем, что в тех случаях, когда православный человек, осеняющий себя крестным знамением, ощущает себя именно предстоящим Богу (а не принимающим его позицию), т. е. когда подчеркивается момент общения с Богом, он может изображать крест слева направо (подобно тому, как это делают католики или монофизиты). Так, при помазании елеем на утрене в православном богослужении священник сначала мажет крестообразно свое чело, а затем наносит крест на чело всех остальных молящихся. Обычно при этом порядок нанесения креста соответствует порядку, принятому при совершении крестного знамения в православной традиции: священник на своем челе чертит крест справа налево (и это соответствует тому, как он крестится), а на челе другого человека – слева направо (и это отвечает тому, как он действует при благословении). Однако некоторые священники мажут свое чело не справа налево, а слева направо (и таким же образом мажут чело других людей), мотивируя это тем, что помазание исходит от Господа.[101] Иначе говоря, они действуют так, как если бы не сами они изображали на себе крест, но Господь осенял бы их крестом: изображая крест на своем челе таким образом, священник в сущности подчеркивает, что он находится в том же положении по отношению к Господу, что и другие люди, чело которых от лица Господа он мажет елеем.

Нечто подобное наблюдается и в старообрядческой практике: у старообрядцев есть обычай окунать два пальца (именно те, которыми совершается крестное знамение) в лампаду, стоящую перед иконой, и после этого чертить маслом крест на своем челе. Замечательно, что крест при этом может чертиться слева направо, и мотивировка этого, пусть неосознанная, представляется совершенно ясной: человек, действующий таким образом, как бы воспринимает благословение от иконы, перед которой он находится.[102]

В обоих случаях человек осмысляет себя находящимся пред лицом Бога, обращенным к Богу, – и такое положение обусловливает мену правого и левого.

§ 6. Почему в католической церкви возобладал обычай креститься слева направо?

Итак, в одном случае (когда крестятся слева направо) имеется в виду обращение человека к Богу, в другом (когда крестятся справа налево) – обращение Бога к человеку; в одном случае человек оказывается активной, в другом – пассивной стороной. У католиков, которые крестятся слева направо, крестное знамение исходит от нас: человек является субъектом действия. У православных оно исходит от Бога: человек является объектом действия.

Аналогичное различие в восточном и западном обряде прослеживается в сакраментальных формулах, – в частности, в формуле, которая произносится при крещении. Если католический священник произносит «Ego te baptizo in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti» (Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святаго Духа), то православный священник говорит при этом « eis 5„(или, соответственно, по-славянски «Крещается раб Божий во имя Отца и Сына и Святаго Духа“): в одном случае действие осуществляется человеком – священнослужителем, который имеет специальные полномочия, полученные от Бога, в другом случае подчеркивается объективный момент происходящего, не зависящий от действий человека; можно сказать, что в одном случае действие исходит от человека (уполномоченного свыше действовать таким образом), в другом – непосредственно от Бога.[103] Иными словами, в одном случае выражается отношение между посвященным и посвящаемым (в частности, между катехизатором и катехуменом или между священнослужителем и простецом), в другом – между человеком и Богом.[104]

Это различие стало одним из пунктов взаимных обвинений православных и католиков. Так, в частности, Константин (Кирилл) Стилб в антикатолическом трактате, написанном около 1204 г., обвинял католиков в том, что «они не говорят, как мы: „Крещается раб Божий, такой-то, во имя Отца и Сына и Святаго Духа“, совершая три погружения, но говорят при одном лишь погружении: „Крещаю такого-то во имя Отца и Сына и Святаго Духа“» ( …, § 22);[105] о том же говорится и в «Прении Панагиота с Азимитом» конца ХІІІ в., ср. в славянском переводе: «И не глаголете, егда крещаете и [отроча]: „Крещается рабъ Божій, Иванъ или Марія, во имя Отца и Сына и Святаго Духа“. Но глаголете: „Се есть от мира Христа моего, и азъ тя крещаю“. И твориши самъ себе Бога».[106] Позднее этот вопрос возникает в Москве в 1644–1645 гг. в связи с предполагаемым браком датского королевича Вольдемара с царевной Ириной Михайловной, когда необходимо было решить, возможно ли бракосочетание без предварительного перекрещивания королевича, и когда, соответственно, возникла дискуссия относительно правильности католического и лютеранского крещения. В контексте этой дискуссии было заявлено: «… У них тако попы говорят в крещении их: „Аз тебя крещаю“, и в том их явная лож… Да Матюши же попа ложь [имеется в виду пастор Мартин Фельгабер, находящийся при королевиче Вольдемаре, участник прений о вере]: везде в своем списании писал, егда крестити человеки: „Аз тя, глаголет, крещаю“, и творит себя Богом» («Обличение на писмо литовскаго посла…, которое подал, помогаючи королевичу»).[107] Халкидонский митрополит Даниил писал по этому поводу царю Михаилу Федоровичу: «… И еще попы их, стоя в амвоне, и рекут: „Крещаю яз тебя во имя Отца и прочих“, а внизу отрок окропляет младенца. А в нашей восточной церкви тако не подобает, а подобает крестити младенца погружати и нарекати: „Крещаетца раб Божий во имя Отца и Сына и Святаго Духа“; сам иерей погружает, а не иной. А они по своему сотворяют, и то их крещение не в крещение» («Перевод з греческой грамоты, что писал ко государю царю и великому князю Михайлу Федоровичу всеа Русии халкидонский митрополит Данил…»).[108]

На Западе этому различию не придавалось значения вплоть до 1231 г., когда против греческой формулы выступил папа Григорий ІХ[109] (12 ноября 1231 г. папа писал Марину, архиепископу Бари, что греки, поскольку они употребляют такую формулу, не могут считаться крещенными и должны быть перекрещены: «На твой вопрос кратко отвечаем, что греки, которые были крещены кем-либо с использованием словесной формулы „Крещается такой-то во имя Отца и Сына и Святого Духа“, не являются крещенными, поскольку не были крещены согласно евангельской формуле [ср.: Мф. ІІІ, 11, 16–17; Мк. І, 8, 10–11; Лк. ІІІ, 16–17, 22; Ин. I, 26, 32–34]; поэтому мы предписываем крестить их заново с применением слов „Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Святаго Духа“».[110] В 1272–1274 гг. Джироламо Масчи (Girolamo Masci), будущий папа Николай rV (1288–1282), отправленный в Константинополь для подготовки 2-го Лионского собора (1274 г.), составил список греческих заблуждений («Litterae ad concilium transmissae de errore Graecorum…»), служащих препятствием для унии с греками (которая должна была быть провозглашена на предстоящем соборе); среди прочих заблуждений отмечалось: «Там, где мы говорим: „Я крещаю тебя“, они говорят: „Крещается Петр или Иоанн“».[111]

Сходное различие между западным и восточным обрядом прослеживается в форме отпущения грехов на исповеди. Католический священник произносит разрешительную формулу от 1-го лица: «Absolvo te a peccatis tuis» («Разрешаю тебя от твоих грехов»): так же, как и при крещении, он выступает как непосредственный исполнитель таинства – как тот, кто обладает апостольскими полномочиями «вязать и решать» (ср.: Мф. ХVІ, 19; ХVІІІ, 18; Ин. ХХ, 23); его слова имеют тем самым перформативный характер.[112] Между тем в православной церкви, где чинопоследование исповеди обнаруживает вообще значительное разнообразие, разрешительная формула, строго говоря, не является обязательным компонентом исповеди. Она может и вовсе отсутствовать: священник молится, призывая Господа отпустить грехи кающегося и примирить его с церковью, и само прочтение соответствующих молитв служит в этом случае отпущением грехов (т. е. выполняет функцию разрешительной формулы).[113] Если разрешительная формула все же произносится, она, как правило, отличается от католической (за одним исключением, о котором мы скажем ниже): так же как и в случае крещения, подчеркивается объективный момент происходящего, не зависящий от действий человека, – священник констатирует, что Господь отпускает грехи кающегося, сам же он выступает в роли посредника между Богом и кающимся человеком.

Итак, если в католической церкви священник выступает от имени Бога как лицо, наделенное специальными полномочиями, то в православной церкви отпущение грехов осуществляется непосредственно самим Богом, а не от имени Бога – через священника, а не самим священником; можно сказать, что католический священник выступает как полномочный представитель Бога, а православный священник – как посредник между Богом и человеком. Так, в частности, православный священник может выступать как лицо, которое берет на себя грехи кающегося и отвечает за них перед Богом, ср.: «Приемлет его иерей за десную руку и положит ю на свою выю, глаголя ему сице: „Бог, чадо, простит тя и прощает и есть и уже прощен еси в сей час во всех сих реченных тобою согрешениих, и в сей век и в будущий, и к тому же не истяжет Бог от тебе твоих согрешений, но от моей выи и руки“. Посем отнимает руку его от своей выи».[114] Православный священник может произносить разрешительную формулу и от 1-го лица, подобно тому, как это делают католики, но – в отличие от католиков – этому непосредственно предшествует упоминание Христа, отпускающего исповеданные грехи: именно это и является сакраментальной частью разрешительной формулы, тогда как прощение священника предстает как дополнительный (и, вообще говоря, не обязательный) момент разрешения от грехов. Так, он может произнести, например: «Чадо, прощает тя Христос невидимо, и аз благословляю и прощаю тя в сем веке и будущем»,[115] ср. также: «Прости, чадо, прощает тя Христос невидимо и аз грешный»,[116] и т. п. Слова «прощает тя Христос невидимо» соответствуют при этом увещанию, которым обыкновенно начинается исповедь: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое, не устыдися, ниже убойся и да не скрыеши что от мене…».[117]