– Да, свояк, ты прав. Но я от всего отказываюсь, и мы уезжаем в тайгу, а представителям прошу тебя.

– Данила, нам и здесь хорошо. Мы здесь привыкли, у нас здесь хороша дружба с властями и с местным населением, а предлоги будут хороши – посмотрим, нам пора подумать и про внучат. Но что-то мало надёжды на Россию. Им не нужно про своё население, а нас сманивают. Все страны как страны, а в России всё не так, там ничего не понятно.

– Да, Павел Сидорович, вы правы. Я никому бы не поверил, но сам на себе всё испытал, и не каюсь и дедов поминаю.

– Ну что, представительство я беру на себя, а переселение – пускай хто как хошь.

– Павел, правильно поступаешь. Но у вас как организация?

– У нас всё в порядке. Гостиница готова, зал конференсыи тоже. А сколь их будут?

– Человек десять, не боле, с Русланом, и с нём юрист.

– Ну, хорошо, отдыхай, вечером поедем в деревню.

– Павел, я тебе всё рассказал, но больше никому не буду рассказывать.

– И правильно, у каждего голова на плечах.

Вечером приезжам в деревню, сходили в баню и пошли молиться, уже молились. После службы вопросы:

– Как Россия?

– Хорошо.

В воскресенье стали подъезжать с разных деревень и с разных стран. В Масапе сегодня свадьба: Александр женит сына с Уругвая, значит, на конференсыю не попадёт. С Масапе приезжает Софрон Килин, с нём Василий Мартюшев с Боливии. Обои богаты, стали подсмеивать, я посуровел, оне поняли, сразу изменились и повели себя завсяко-просто. Я вообче стал обращаться с народом по-разному: с простыми по-простому, а с идивотами по-идивотски. Ивановски сегодня принимали гостей и угощали, жарили мясо, варили пельмени, всяки разныя шанюжки, и вино подавали.

В понедельник седьмого звонит Руслан с аеропорта, машина уже там, а из МИДа их забрало посольство, и везёт консул. В четырнадцать часов приехали Руслан с Таняй, я их со всеми познакомил, и тут следом подъехали с посольства две машины. Их всех посадили за стол, накормили, повезли показывать жнитво и посев, так как здесь два урожая в год. Жнут соявы бобы и сеют кукурузу, урожай нонче хороший. Некоторых гостей прокатили на самолёте, весь режим работы показали. Оне все уже уставши, их отвезли в город в гостиницу. Завтра в четырнадцать часов начин конференсыи. Поздоровкин спросил:

– Данила Терентьевич, как идёт организация?

– Отлично, Владимир Георгиевич, едут и едут с разных деревень и стран, и будет свыше сто человек.

– Отлично. Ну, завтра свидимся.

– Да, езжайте отдыхайте.

Но до меня донеслось, что тесть с тёщай уже разнесли, что я за всех деньги получил и их бросаю. Но тут и оказался Петро, Агафьин муж, он уже приехал из Канаде. Он подходит ко мне:

– Ну как, свояк, как у нас там?

– Я отказался от всего.

– Как так, почему?

– Ты сам видел, что строил Василий, и он пересилил. Тесть с тёщай с нём.

– Да будь он проклят! А как с нём работать?

– А вот как хочете.

– Свояк, с тобой можно работать, ты прямой и доступный.

– Петро, надо было думать раньше. Ты тоже не прав. Ты приехал, не приехал – и пошёл по девушкам. Тебе что, жены не хватат?

Он завилял, заотпирался, я не стал настаивать, дал ему копию проекта и сказал:

– Вот что теряете. А тут уже слухи идут, что я за всех деньги получил.

– Свояк, но ето же неправда.

– Да, ты хорошо знаешь, что неправда.

– Да, ето мамонькина [395] работа.

– А вот как раз-то и ошибаешься, Петро, ето тестява работа.

– Не может быть!

– А вот хорошень разберись. Где, когда он был виноватым?

– Нет.

– Вот и именно. Он вечно прятался за чьи-то подолы, но ето раскрыли внучаты. А Василий – ето шахмат [396] .

– Свояк, а теперь как мы?

– Петро, ето не моя вина. До каких пор я буду страдать? Хватит.

– Свояк, ишо поговорим.

– Петро, не о чем говорить.

В понедельник вечером собралось у Ивановых множество народу, толковали обо всем. С Масапе со свадьбе многи приехали, и свояк Ульян Мурачев, Фадей Мурачев, Моисей Барсуков с Боливии приехали. Ульян стал спрашивать, что у нас случилось. Я ему ответил:

– А что рассказывать? Тестю боле веры, я предатель и масон. А ты к тестю поедешь – то будешь дурак.