Разрыв Генриха VIII с Римом ирландцы не поддержали. Вспыхнул бунт (первое в истории Зелёного острова выступление, остро приправленное пряным соусом религиозной розни, но отнюдь не последнее). Подавив мятеж, Генрих плотно взялся за непокорную Ирландию, искореняя смуту вместе с её носителями. Дело отца продолжила Елизавета I. При ней окончательно сформировалось отношение к ирландцам, как к безмозглым полуживотным, коим прекраснодушные англичане несут свет цивилизации (вот откуда ноги растут будущей идеологии «Бремени белого человека»). С воцарением Якова I ситуация в Ирландии ухудшилась. Усилился религиозный гнёт, а в Ольстер с благословения Его Величества хлынул поток переселенцев из Шотландии.

Сын Якова, Карл I, с ирландцами заигрывал, надеясь опереться на них в своём противостоянии с парламентом. Друг Карла, граф Страффорд, назначенный наместником в Ирландии, отпустил гайки, закрученные при Якове, и поприжал шотландских колонистов. Когда по требованию парламента граф был отозван с поста и казнён в 1640 году, ирландцы снова взбунтовались. Протестантских колонистов резали напропалую (погибло, по оценкам историков, около 4000 человек, 20 % от числа всех переселенцев). Шотландия пришла на помощь своим избиваемым младенцам, послав в Ольстер солдат. Тем временем в Англии лишился головы Карл, а власть захватил Кромвель, для которого любой католик являлся заведомым преступником. Миндальничать с Ирландией лорд-протектор не собирался. Армия пуритан высадилась в 1649 году, и Зелёный остров покраснел от крови. Взяв штурмом город Дрогеда, фанатики устроили настоящую бойню, перебив свыше тысячи горожан без разбора возраста или пола, а остальных спалив в церкви, где те нашли убежище. Военного коменданта Дрогеды, инвалида Эштона, забили насмерть его же деревянной ногой. Эти богоугодные деяния Кромвель в письме именовал «справедливым судом Господа над варварами». Зверства пуританской солдатни в Дрогеде, Уэксфорде и других селениях остались в памяти ирландцев, как «Проклятье Кромвеля». Население острова сократилось с полутора миллионов до восьмисот с половиной тысяч. Сгон с земель при Кромвеле принял массовый характер. Ирландцев вынуждали переезжать в бесплодный и пустынный Коннахт, а на отказников велась настоящая охота: английским солдатам платили по шесть фунтов стерлингов за голову волка и пять – за голову «смутьяна», католического священника или гэльскоязычного учителя. Смерть Кромвеля участи ирландцев не облегчила. Карл II, хоть и симпатизировал католикам, помнил судьбу тятеньки и менять ради ирландцев царский венец на терновый не жаждал. Его младший братишка Яков, будучи католиком сам, настолько неосторожно повёл себя, что престола лишился (спасибо, хоть не головы) и окончил дни в роли приживала при дворе французского короля-солнца. Призвание на трон Вильгельма Оранского сопровождалось очередным витком террора против папистов. У католиков отняли право покупать, арендовать и наследовать землю, давать образование детям, заниматься торговлей, работать в суде, их обложили огромными налогами на содержание англиканской церкви. Продолжилось переселение колонистов из Шотландии и Англии, они, а не ирландцы, занимали ключевые посты в администрации, им, а не коренным жителям, принадлежали 95% ирландских земель.

Восемнадцатое столетие – время, когда у многих народов пробудилось национальное чувство. Не стала исключением и Ирландия. Парадокс, ирландский национализм зародился не в толще замордованного католического большинства, а в тонкой привилегированной протестантской прослойке. Эти джентльмены чувствовали себя одинаково чужими как по отношению к коренным ирландцам, так и к англичанам из метрополии (те воротили нос от любого выходца с Зелёного острова, папист ли он, свой ли брат-англиканин). Когда во Франции грянула революция, радикалы из тайного общества «Объединённые ирландцы» поспешили установить контакты с коллегами-ниспровергателями, чая военной помощи. Надежды их оправдались. Революционная Франции, пребывая в состоянии войны, охотно отправила в 1796 году транспорты с солдатами к ирландским берегам. Погодные условия не благоприятствовали, высадка сорвалась. Хоть и не высаженный, французский десант напугал английское правительство до дрожи в коленках. В Ирландию были направлены регулярные войска и части ополчения. Жестокость их и широко применяемые пытки свершили чудо: протестанты и католики сплотились. Зелёный остров запылал. Повстанцы с тысячей таки подброшенных французами бойцов в конце лета 1798 года разогнали британские войска и, заняв город Каслбар, объявили об учреждении «Республики Коннахт». Просуществовала она недолго. Англичане перебросили на остров подкрепления и покончили с сепаратистами. Из произошедшего власти сделали соответствующие выводы: раз ирландские протестанты, в которых всегда видели опору короля, оказались ненадёжны, ручной дублинский парламент был распущен, и в январе 1801 года Ирландия лишилась остатков автономности, влившись в состав нового государства «Соединённое королевство Великобритании и Ирландии». Вырваться из липких объятий Англии Ирландии удастся лишь сто лет спустя ценой большой крови и маленькой войны (Англо-ирландская война 1919-1921), но это тема отдельного разговора, выходящего за рамки данной книги.

Пару слов напоследок уделю Патрику Харперу. Родился он, по всей видимости, году эдак в 1784, а, так как его родной Донегол граничит с Коннахтом, юноша, наверняка, вдоволь насмотрелся на бесчинства красномундирников, приведшие к восстанию 1798-го. Успел он, возможно, и свободы глоток хватить. В армию ненавистных оккупантов Харпера (опять же, гипотетически) загнала волна репрессий, прокатившаяся по Ирландии после ликвидации «Республики Коннахт». Думаю, через много лет, обзаведясь трактиром в Дублине, бывший сержант не очень-то распространялся о своём боевом прошлом, ибо даже спустя полтора века в независимой Ирландии (не вступившей в войну с гитлеровской Германией, брезгуя оказаться на одной стороне с Англией) не принято было подавать руку тем ирландцам, что всё же завербовались в войско Его Величества для борьбы с нацизмом.

Флаг Великобритании с детства ставил меня в тупик. Нагромождение красно-сине-белых крестиков с треугольничками, как мне казалось, может нести какой-то смысл только в случае, когда словосочетанием «британский флаг» заменяешь «немецкий крест» в известном выражении, состоящем из глагола «порвать» и некоего существительного. Ан нет! Флаг британский составной и появился не сразу. До 1707 года он выглядел просто, как крест Святого Георгия:

В 1707 году Крест Святого Георгия объединили с шотландским крестом Святого Андрея:

И, наконец, крест Святого Патрика… Вот он:

…добавился к двум другим после присоединения Ирландии. Так и народился на свет британский «Юнион Джек»:

P. S. А всё-таки, согласитесь, «британский флаг» лучше сочетается с глаголом «порвать», чем «немецкий крест»…

Парламент.

Восторгаясь давними демократическими традициями англичан, наши журналисты об истории возникновения парламента пишут скупо. В лучшем случае скороговоркой упомянут «Великую хартию вольностей» с её непременным «…ни один свободный человек не будет арестован или заключён в тюрьму… иначе, чем по законному приговору…» Вот, де! Уже тогда! В тринадцатом веке англичане! А мы! Да что, мы, сермяжники… Эх! Между тем, парламент в Англии создавался, как вполне себе изменническое предприятие, и эту-то традицию парламентарии свято блюли на протяжении веков. С точки зрения простой порядочности, не говоря уже о каких-то рыцарских идеалах, мышиная возня вокруг той же «Великой хартии…» выглядит гаденько: бароны, присягавшие в верности королю, воспользовались его затруднениями для того, чтобы вырвать из глотки дополнительные льготы для себя, любимых, и признание законности их права поднимать против него мятежи, буде он потребует от них исполнения вассального долга. (И, кстати, под «свободными людьми» «Великая хартия…» понимает лишь тех, кто относится к благородному сословию. Согласитесь, трудно представить себе купца или крестьянина, возводящими «…в рыцари первородного сына…» или выкупающимися из плена, а в тексте именно так. Текст в Интернете имеется, он короткий, ознакомиться с ним хватит нескольких минут.) Эстафету «хартейцев» принял через полвека «Бешеный парламент» - откровенно олигархическая форма ограничения королевской власти, при которой монарх не мог шагу ступить без разрешения совета, состоящего из пятнадцати магнатов. Король почему-то демократических устремлений «лучших сынов народа» не понял, а счёл это обычным мятежом. Пока Его Величество собирал армию, лидер заговорщиков Симон де Монфор созвал в подмогу к представителям знати выборных от городов и худородного дворянства, да себя объявил «лордом-протектором». Кромвеля из него не вышло, погиб в бою. ( Повезло. Участи изменника в Англии не позавидуешь: несчастного вешали не до смерти, затем, сняв с шибеницы, кастрировали, вспарывали живот и сжигали кишки с гениталиями перед глазами; потом последовательно отрубали руки, ноги и, в последнюю очередь, голову. Самый поздний известный случай применения этой экзекуции относится к 1820 году, когда пятеро бедолаг были подвергнуты вышеупомянутой казни за план покушения на членов правительства. Не за действия, лишь за план! И вот что интересно, сведения об этом случае можно отыскать только в очень уж специальной литературе, зато Николая I, всего пять лет спустя повесившего пятерых главных виновников кровавой заварухи на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, и по сей день не устают предавать анафеме на каждом углу, как образчик свойственной всем русским сатанинской жестокости.)