— А смертность? — спросил историк Семыгин. Он вдруг ощутил дежавю, что-то подобное уже толи происходило раньше, толи должно было произойти в будущем, и это Аркадия Юрьевича беспокоило. — Смертность растет?

— Растет, голубчик, растет. Будь она не ладна. Средняя продолжительность жизни у нас сейчас составляет 53 года.

Историк Семыгин минуту размышлял над услышанным, затем спросил:

— Вас это пугает, Антон Павлович?

— Как вам сказать. Я не боюсь за свою жизнь, да и не молод я уже, чтобы за жизнь цепляться. Но кто-то же должен после нас жить. У меня вон дочь… Алина дочь уже взрослая, замуж собирается, а я до смерти боюсь, что она мутанта родит. Что я буду делать с внуком-мутантом? Что она — мать, будет делать с ребенком-мутантом?! Наше поколение уходит и скоро уйдет полностью, но что мы оставляем после себя? Недееспособных детей-калек? Поколение умственных инвалидов? Кусок планеты, непригодный для проживания? Вот что меня пугает.

Ответить Антону Павловичу было нечего. Аркадий Юрьевич молча поднялся и подошел к окну, отдернул тяжелую штору, выглянул наружу. Ему захотелось бросить взгляд на кусок планеты, непригодный для проживания.

По улице шел сгорбленный седой мужчина, лет сорока, и тянул за собой подростка. Лица обоих скрывали ватно-марлевые повязки, но юноша все порывался повязку с лица сорвать. Тогда мужчина останавливался и водружал повязку недорослю на место. Делал он это с какой-то обреченной автоматичностью, зная, что через минуту это действие придется повторить. Мальчик мотал головой и низко тягостно мычал. Аркадий Юрьевич порывисто задернул штору, вернулся к столу и тяжело опустился на стул. В следующий момент дверь кабинета открылась, и друзья увидели на пороге военврача Гуридзе. С посеревшим лицом, впалыми глазами, в которых стоял болезненный блеск, Гиви Георгиевич походил на призрак.

— Инна умерла, — глухо произнес он.

«Поиграли в преферанс», — с грустью подумал Антон Павлович, а в слух сказал, — примите мои соболезнования, Гиви Георгиевич, — немного помолчал, и как-то не совсем к месту добавил, — город вымирает, и мы ничего с этим не можем поделать. От бессилия выть хочется.

«Добро пожаловать в наш клуб вдовцов и холостяков», — печально подумал Аркадий Юрьевич, встал, подошел к военврачу и вручил ему свой стакан.

Барабанов тоже хотел что-то сказать, но запнулся и разрыдался.

Следующие десять дней были траурно-суетливыми. Друзья помогали Гиви Георгиевичу с организацией похорон, затем поминок, но все это время историка Семыгина не покидало ощущение, что он должен вспомнить или понять что-то очень важное. Это «что-то» брезжило в сознании Аркадия Юрьевича каким-то смутным образом, но никак не желало принять узнаваемую форму. Все это было как-то связано с замечанием Антона Павловича о том, что город вымирает, но как именно, Аркадий Юрьевич понять не мог. На десятый день, вернее ночь, ответ пришел к историку Семыгину сам. Во сне Аркадий Юрьевич увидел церковно-приходскую книгу, благодаря которой два года назад нашел злосчастные самоцветы. Книга лежала на столе и была раскрыта на первой странице. Затем листы начали сами собой переворачиваться, а скорость перелистывания быстро нарастала. Открыв на мгновение взору последний лист, книга захлопнулась, и на этом сон прекратился. В пол четвертого утра Аркадий Юрьевич проснулся, умылся, заварил крепкого чаю, и, усевшись за рабочий стол, принялся перелистывать церковно-приходскую книгу. К семи часам утра он уже знал, на что ему намекал сон — ближе к концу книги даты рождаемости появлялись все реже, а даты смерти, напротив, учащались. Последняя четверть книги записей о рождаемости новых горожан Ирия не имела вовсе, а несколько последних страниц говорили о том, что двести лет назад в граде Ирий каждый день умирали десятки людей.

— Мы повторяем историю Ирия, — догадался Аркадий Юрьевич, но выводу не испугался, и даже не удивился.

Петя Маслов свою часть уговора с учителем физики Цандеровским не нарушал, и в школу ходил исправно. В свободное же время увлеченно постигал премудрости воздухоплавания, и нужно отметить, в этом деле преуспел. В июле 76-го Петр вывел на испытания модель планера с двухметровым размахом крыльев. Почетными гостями мероприятия были Петина сестра Юля, Вениамин Альбертович Цандеровский и Никодим. Испытания прошли успешно, планер пролетел сотню метров и плавно приземлился на пустующий школьный двор. Петя был горд собой и просто сиял, учитель Цандервоский был горд за ученика и тоже сиял, Юля радовалась, потому что ощущала ликование брата. Никодим прохладно улыбался. Когда всеобщее воодушевление поутихло, Никодим обратился к товарищу:

— Что дальше, Петр? На этом планере ты далеко не улетишь. Каков следующий этап?

— Да, — задумчиво ответил Петя и почесал затылок. — Планер не управляем, и не имеет собственного двигателя — в этом его главный недостаток. Я думал уже над двигателем, но… где его взять? Это первое. Второе — винт. Его надо очень точно рассчитать, у него сложный профиль, иначе аппарат будет вибрировать, а может и развалиться в полете. А потом этот винт еще надо как-то умудриться изготовить. Тут нужен токарь пятого разряда, мне для этого за станком три года торчать потребуется. Обидно терять время на такую ерунду.

— С расчетами я вам помогу, молодой человек, — заверил Вениамин Альбертович, внимательно наблюдая за Никодимом, которого видел впервые. — Возможно, удастся договориться с директором завода о содействии, я его немного знаю. Но поршневой двигатель, в самом деле, проблема. Может быть, для начала остановиться на резиномотре?

— Лучше уж сразу вернуться к паровой тяге, — ровно произнес Никодим, но взгляд его был полон сарказма.

— Что же вы предлагаете, юноша?