По вечерам Владимир печатал кандидатскую, часто засиживаясь заполночь. Вставал из-за стола размяться и проведать – что она там у себя тихонько поделывает… Спит? Читает? Или платок пишет?

– Что ты меня пасёшь? Я тебе не жена. И не трудновоспитуемый подросток, - возмущалась она, обнаруживая слежку.
– Спишь со мной, и на том спасибо скажи.

– Спасибо. Я считал, что мы спим друг с другом…

– Не умничай, ради бога. Тебе это не идёт.

Однако всерьёз Варвара не злилась и всё чаще употребляла в общении непривычные слова и интонации:

– Володя, выведи, пожалуйста, Пирата. Что-то знобит, - и, кутаясь в платок, просила, - дай сигарету…

Казалось, утихли шалые ветры, гнавшие Варвару из дому в духоту летнего Садового кольца, в смрад толпы трёх вокзалов. Ей всё больше нравилось писать платки. Принимая работу, бригадирша похвалила её. Она шагала домой с раскрасневшимся лицом, как школьница, получившая нежданную пятёрку. Хотелось обнять всех сразу – Володю, бригадиршу, Капитолину…

Вдруг стало неловко ходить в шинели.

Владимир тотчас потащил её в ЦУМ за новым пальто. Купили импортное светло-серое, букле с цигейкой. Попутно приглядели высокие чёрные сапоги. Итальянские. Дорогущие... Пока Варвара вертелась с примеркой, он на такси сгонял к приятелю за недостающими деньгами. Вышли из магазина в обновках. Она ступала непривычно притихшая, выглядела смущённой – со времён адмирала у неё не было новых вещей… Не находя, как выразить благодарность, заговорила звонко:

– У тебя перчатки худые, давай купим?

– Ерунда. Заштопаешь…

– Не умею.

– Научишься. Платки-то писать научилась!

– Что ещё?

– Ещё? Петь по утрам…

– Закабалил напрочь! Я что тебе – канарейка?
– Серые милые глаза улыбались.

За столом, когда отмечали событие, загрустила:

– Закончишь свою диссертацию и сбежишь… Зачем я тебе, надомница, недоучка, стервоза. Вот и пальто подарил… на прощанье.

Сама же – помогала, печатала его черновики. Чтобы легче ориентироваться в материале диссертации, дотошно выспрашивала о непонятном. Всё, что он оставлял ей утром, к его приходу было готово. Он перечитывал и не узнавал свой текст – корявые обороты исчезли, аргументация отредактирована, промежуточные выводы стали лаконичны и убедительны.

Боясь сглазить, Владимир не хвалил её, буркнет обычно «годится» и всё. Вот в ласке скупиться – не имел права. Недодашь, не отзовёшься – забьётся куда-нибудь в угол, как зверёк, насупится и молчит.

– Ну, что ты? Иди ко мне…

– Не любишь… Отойди, - и зажмёт лицо в ладонях.

Часто её преследовали ночные страхи. Начинает всхлипывать, причитать, размахивать руками... Это с детства, говорила, а отчего, умалчивала.

– Ты расскажи - тогда оно пройдёт. Мне ещё бабушка говорила.

– Какие-то... не люди... Хватают, душат. Обними крепче, укрой...

Успокоившись, она засыпала. А утром просила:

– Не уходи, хрен с ней, с твоей работой... Тоскливо...

Другой раз, проснувшись, как ни в чём не бывало:

– Снится чёрте-что... Прости.

***

Пуск установки синтеза на уральском заводе планировался на март. Его результаты – судьба целого направления в отрасли и, в частности, его диссертации. Необходимо было вести процесс на месте.

– Отдохну от тебя, - посмеивалась Варвара, - а ты там смотри… на уральских девок-то не очень…

– Не до девок. Процесс непрерывный…

– Ну, давай… Возвращайся нобелевским лауреатом.

– Будет сделано. Возьми деньги – фрак закажешь для церемонии.

Пошутили, присели «на дорожку»...

...В трубке послышался всполошенный лай Пирата – когда долго не брали трубку, он её сбрасывал с аппарата – и, наконец:

– Ты... Какого хрена! Что праздную? Ха-ха-ха… Свободу и независимость…

Ещё долго слушал лай, потом гудки…

Вспомнил – когда прощались, Пират носился по прихожей, не давая пройти к двери, прыгал на грудь, норовил лизнуть в лицо. Не хотел отпускать…

На следующий день в цехе произошло ЧП – лопнул трубопровод высокого давления, вышел из строя варочный котёл. Слава богу – люди не пострадали. На восстановление и доработку – ни времени, ни финансирования.

Вот тебе и Нобель – накаркала… Девочка-беда.

Под стук колёс в голову лезли чёрные мысли, рисовались картины Варвариного праздника свободы…

Поезд пришёл около шести утра.

– Позвонить? – колебался он.
– Или к себе? Хоть выспаться…

А ноги сами несли – по Садовому, на Цветной…