...Андрея Васильевича скоро арестовали.

В справке, выданной мне через двадцать пять лет, значилось: «...скончался 15 февраля 1943 г. В пересыльной тюрьме г. Омска от сердечного приступа».

Пришли и за мной...

Срок добавляли дважды: Инта, Канск. Самое страшное... били. Били так, что однажды я... в общем, опрасталась. Выкинули на снег подыхать. Потом в больничке – спасибо врачихе, взяла санитаркой – полгода оживала, выносила за лежачими. Оклемалась и – на поселение. Караганда... Вот и всё, - она беспомощно развела руки.

– Хотите всплакнуть? Можем вместе... видит бог, есть о чём... Нас тоже раскидало по свету... Рождён я в Воронеже, в семье сахарозаводчика Терещенко. Известный человек был. По фальшивым документам я поступил в Московский университет, и закончил его в двух факультетах: мехмат и философии. Почему Додус? Это результат полувековых фальсификаций и легенд...

– Вас... принудили? К этой работе?

– Я увлёкся: романтика. Знал Зорге, Маневича... Многих.

– Как вы сохранили себя?

– Чудом. Возможно, молитвой матери... оттуда, с небес. Она была последней, кто звал меня по имени: Феденька, голубчик...

– Я хотела бы называть Вас сегодняшним именем. Вы позволите без отчества?

– Да, Клео. Я ждал это.

...В усадьбе отца были две замечательные аллеи. Южная, из платанов, и северная, липовая. Среди платанов всегда светло и празднично на душе, хочется петь с птицами, лететь к облакам. Я хорошо помню это чувство. А в липовой аллее, по преимуществу, сумрачно даже в солнечный день. Но зато хорошо и покойно думается, можно погрустить. Барышни и молодые женщины любили там поплакать наедине с собой и своей печалью.

Сосед отца высадил аллею из молодого карпатского дуба. Дуб живёт пятьсот лет. Сосед с другой стороны имел аллею из пирамидального крымского тополя. Теперь нет и пней. Нет камня дорог, нет прудов, нет садов...

Нет пепелища, нет развалин дома.

Есть то, что видел Платонов: «...на всей улице была страшная тихая ночь... населённая еле видимыми, неизвестными существами, от которых все люди спрятались... и заперли двери на железо»...

– Этой улицей прошла моя жизнь... Расскажите о войне.

– Война? На Тихоокеанском театре военных действий, с Японией. Шифровальщик в штабе ВМС Соединённых Штатов. Ранен, пленён и расстрелян. На свете есть две моих могилы: на Филиппинах и в Йемене... Кстати, Клео, имейте ввиду: бедуины – самые верные и благородные люди на этой земле. Самые коварные – японцы.

– Что же дальше?..

– То, что д о лжно – жить и готовиться! В отношении готовности... Чтобы Вы знали... Кроме Вас у меня нет близкого человека. Настоящая моя могила будет здесь, в пустом поле, при дороге. Камень я уже заказал. Счета оплачены...

– Вы всё решили... А кто будет скорбить по мне? Я размышляла над этим, получив весть о кончине Клементины. После войны она жила в Бельгии. Это на её деньги я здесь.

Откинув голову и прикрыв глаза, он долго молчал. На какую-то долю секунды ей показалось, что он не дышит.

– Вы не умерли, Теодор?

– Подумываю над этим... На чём я... остановился?

– «Счета оплачены...»

– Боюсь, что мне нечем отплатить... судьбе за нашу встречу, Клео... Там, я слышал, денег не берут...

– Вам трудно дались эти слова...

– Остались самые трудные... Я устал, Клео... Прилягу.

– Хотите, я тихонько спою?

– Наденьте куртку от моей пижамы и ложитесь рядом. Я ведь знаю Ваше тайное желание, Клео... Уснём в тёплой постели...

– Мы соблюдём приличия?.. Сама бы я не решилась...

– Что там за окном, Клео?

– «С берёз неслышен, невесом, спадает жёлтый лист...» Мне снилась осень. Потянуло ветерком, лист посыпал обильнее... В библиотеку вбежали дети: «Клавдия Георгиевна, дайте поскорее «Горе от ума» Белинского! Завтра сочинение, а ещё картошку копать».

Лица, голоса, веснушки... Я их любила.

Эпилог

Он был большой выдумщик, Теодор Додус.

По приезде в интернат для состоятельных долгожителей России, он предложил назвать его имени Мафусаила, по Библии – деда Ноя, прожившего 969 лет. В шутку, конечно.

Администрация отнеслась серьёзно, связалась с Синодом. Подключалась Госдума, Общественная Палата. Обсуждение затянулось...

Всё это время начальство и персонал называли его – Теодор Мафусаилович. Из глубочайшего уважения, уверовав в идею беспримерного долгожительства.