Шрифт:
человеку, умеренно питающемуся, у которого желудок работает безотказно.
ГЛАВА XXV. О ВЛИЯНИИ ФОРТУНЫ НА ДЕЛА ЭТОГО МИРА, И О ТОМ КАК
МОЖНО ПРОТИВОСТОЯТЬ ЕМУ.
Вопрос о человеческой свободе содержит в себе одну из тех задач, которая
подвигла многих философов к размышлениям, и который пытались решить многие
богословы. Защитники свободы говорят: если люди не имеют последней, тогда Бог
действует в них, следовательно с помощью человека он осуществляет убийство, воровство
и все злодеяния, что никак не соответствует его святости. Более того, если всевысочайшее
Существо будет отцом беззаконий и причиной всех несправедливостей, тогда
преступников не следует наказывать, следовательно нет на свете ни злодеяний ни
добродетели. Но поскольку это гнусное предположение противоречиво в себе самом, то
не остается ничего иного, как допустить существование свободы.
Противники этого скажут, что в этом случае Бог уподобляется архитектору,
который действует в темноте, если он при сотворении мира не знал того, что в нем будет
происходить. Часовый мастер, скажут они, знает действие даже самой малейшей детали в
своих часах, ибо он знает то движение, которое он придал этому механизму, и для чего он
сделал каждую зубчатку. И Бог, поэтому, как бесконечное и премудрое Существо, не
должен быть бессильным свидетелем человеческих действий. Как можно, чтобы Бог, все
дела которого несут на себе печать Его порядка, и который все вещи подчинил
постоянным и неизменным законам, только одного человека мог сделать неподвластным.
В этом случае не Божественное Провидение управляло бы миром, но человеческое
своенравие. Поэтому из Человека и Бога надлежит избрать того, кто является источником
закономерного движения. Понятно, что скорее человека следует признать ведомым,
поскольку именно он подвержен слабости и непостоянству. Таким образом, разум и
слабости являются той цепью, с помощью которой десница Провидения управляет
человеческим родом, чтобы вести его через препятствия, которые предопределены вечной
премудростью.
Таким образом, приближаются они к одной пропасти, когда стремятся избегнуть
другой. Философы взаимно ввергают себя в бездну нелепостей; богословы же борются во
мраке, и из любви к нему себя проклинают. Эти партии сражаются между собою также,
как некогда боролись карфагеняне с римлянами. Когда первые опасались, видеть римское
войско в Африке, то переносили пламя войны в Италию, и когда в Риме от Ганнибала,
которого они боялись, стремились избавиться, то посылали Сципиона с легионами под
Карфаген. Философы, богословы и многие «герои силлогизмов» имеют те же самые
качества, что и французы. Они во время приступа храбры; но могут вдруг проиграть, если
не позаботятся о защите. Один из остроумнейших людей говорил по этому поводу: Бог
является отцом всех сект, ибо он дал всем равное оружие, одну добрую и одну худую
сторону.
Макиавелли, заимствуя вопрос о свободе и предопределении из метафизики,
включил его также и в политическую науку. Однако эта тема не дает ему никакого
материала, который бы подходил для учения о государстве. Здесь бесполезно спрашивать
о том, что является причиной происходящего: свобода, удача, или случайность.
Единственно, о чем мы должны помышлять, так это о совершенствовании разума.
Счастье и случай — это слова, которые зависят от чувства. Они, по-видимому,
обязаны своим происхождением глубокому неведению: эти имена даются вещам тогда,
когда причины произошедшего еще неизвестны.
То, что простой народ называет счастьем Цезаря, является ни чем иным, как
собранием всех тех приключений и обстоятельств, которые сопутствовали намерениям
этого честолюбивого государя. Но что подразумевалось под несчастьем Катона79, то были
случившиеся с ним внезапные неудачи, за которыми так быстро последовали несчастья,
которые он не мог предвидеть и отвратить.
Но что следует разуметь под словом «рок», нельзя объяснить иначе как на примере