Пусть только Емелька сунется, казанцы пока- • v I ому кузькину мать. А кстати, вот-вот подойдет и

ружаемая в Ярославле речная флотилия. Нет, Ка-

'(1П1. совершенно безопасна!

Павел Петрович Лихачев, троюродный брат князя Курганова, старик лет шестидесяти, даже упрекал ми мл за его неприличную трусость.

К осени все кончится! — говорил он.— Как под- ннлап. заваруха неведомо с чего, так и развеется, кикс неведомо с чего. Да наше мужичье давно рассы-

бы: старообрядцы да воры-казаки с Яика их

си ной держат. Но, слышно, и у них уже нелады По'н.шие. Наделали делов, а теперь и сами не рады Ишу г, куда бы выскочить. Ведь, кому-кому, а главным Пунтпрям от расправы не увернуться!

Пиан Александрович выслушивал все эти соображения, но думал свою думу: хорошо в Казани, а еще лучше — в Москве. Туда уж пугачевцам и во веки веков не добраться. Потому он готовился перевезти семью и довольно многочисленную дворню в Белокаменную, благо и там у него был на Арбате полученный в приданое за Прасковьей Николаевной барский дом. Двое доверенных слуг отправились уже в Москву, чтобы привести дом в порядок к приезду господ.

Однако почти накануне назначенного отъезда в Москву княжня Агафья Ивановна, которую в доме звали Агатой, внезапно занемогла. Призванный немедленно городской медикус Вильгельм Федорович Шприхворт, осмотрев метавшуюся в жару больную, определил у нее горячку. Больной была пущена кровь, потом началось лечение. Но ни кровопускания, ни лечение не помогали: горячка продолжала держать молодую княжну прикованной к постели. О том, чтобы везти больную девушку в таком состоянии за тридевять земель, не могло быть и речи, и когда продолжавший тревожиться князь заговорил об этой неприятной помехе, в первый раз в жизни тихая и всегда покорная княгиня Прасковья Николаевна резко сказала ему:

— Ежели боишься, то уезжай. Я же своего детища не покину, ибо я—мать.

Так Кургановы остались жить в отведенном в их распоряжение Лихачевым обширном и удобном флигеле, окна которого выходили в пышно разросшийся старый сад.

Молодой князь Петр Иванович, записавшийся в дворянскую дружину, по целым дням не показывался дома: он завел дружбу с офицерами обоих пехотных полков, стоявших в Казани гарнизоном, и все время проводил в их компании. Скучать было решительно некогда. В переполненной сбежавшими из охваченных восстанием местностей дворянскими семьями жизнь била ключом, и молодежь развлекалась на все лады, балы и вечеринки шли беспрерывной чередой. Но и

| дрики не отставали от молодежи: среди них бы- 1(1 мало охотников до танцев, зато все почти сплошь Аыли любителями карточной игры, и эта игра велась ид широкую ногу. Бывали случаи, когда какой-нибудь | и | авший из своего поместья дворянин проигрывал по поместье другому, даже и не подозревая, что VI сдьба сожжена, деревня наполовину выгорела, а | решетные разбрелись или присоединились к пугачевцам.

«Штадт-медикус» Шприхворт бывал в квартире Кургановых каждый день, иной раз даже дважды, 11 oiiij следить за ходом болезни молодой КНЯЖНЫ. Имеете с ним повадился к Кургановым старый друг и приятель Шприхворта, почти восьмидесятилетний Михаил Михайлович Иванцов, называвший себя «натур- филоэофом».

то был еще бодро державшийся, несмотря на свой преклонный возраст, высокий, сухой, как щепка, старт с изрезанным морщинами лицом и багровым,

по у пьяницы, носом, хотя на самом деле пьяни-

||.mi Иванцов никогда не был и пьянство строго осуж- Kiiii, считая его прежде всего прегрешением против

и .шов природы, которую он всегда называл «Ма- iepi.K> всего сущаго, Натурою».

Михаил Михайлович был в Казани едва ли не | 1 i.iм образованным человеком и, во всяком случае,

иммм бывалым, ибо с семнадцатилетнего и до шести- |. пплетнего возраста провел время почти без пере- pi.ma в заграничных странствованиях. Свою долгую и и. м'гкую служебную карьеру он начал еще юношей, iioi ан вместе со своим дальним родственником, знаменитым петровских времен дипломатом графом Тол- I Iмм н Неаполь, где укрывался бежавший от отцов- •' и тяжелой руки царевич Алексей Петрович со t* Кнфросиньюшкой. Позже Михаил Михайлович

пенился одним из ближайших сотрудников Остерма- HII, |ужил при Волынском, случайно уцелел, когда I In рои раздавил Волынского, побывал и в Лиссабоне,

и в Мадриде, и в Риме, и в Палермо, и в Париже, и в Лондоне. Достигши шестидесятилетнего возраста, он вышел в отставку и перебрался доживать свой век в родной город — Казань, где и сделался одной из местных достопримечательностей, а в простом народе прослыл за звездочета и чернокнижника. Такая слава была создана ему тем обстоятельством, что старик, еще в дни странствий за границей пристрастившийся к естественным наукам, устроил над своим скромным домишкой в Кремле астрономическую обсерваторию, обзавелся выписанными из Швейцарии инструментами, приобрел добрых четыре сотни книг научного содержания и занялся наблюдениями, которые простым обывателям казались весьма таинственными. Но астрономия не была для Михаила Михайловича главной целью: он увлекался философией и, приняв за исходную точку работы Лейбница, сам начал создавать новую теорию, которая, по его мнению, должна была со временем заменить все придуманное раньше.