– Да уймись ты наконец, - сверкнула на мужа глазами Люба.

– Нет Костя, не голова, а народ, люди. Вот наша проблема.

– Сашка, ну что ты ей Богу? Что ты так разошелся? Заканчивай речь уже, - сказала Надежда Васильевна.
– Итак развели здесь Бог знает что.

– Как говорил Верещагин из фильма “Белое солнце пустыни”: за державу обидно, - скривился Александр Петрович.
– Ну, да ладно. Так о чем я говорил? А, вспомнил. Хотел сказать, что многое было в жизни - и плохого, и хорошего. Все прошло. Что-то к счастью, что-то, может быть, к сожалению. Но сегодня, стоя перед вами, хотел бы сказать вам всем большое спасибо. Спасибо, что были со мной, помогали, поддерживали в трудную минуту. Поэтому давайте выпьем за вас. За то, что бы мы еще не раз встретились за этим столом. За вас!

– Я вот..., - хотел было продолжить Александр Петрович внезапно возникшую мысль, но звон стопок заглушил его слова.

– Ну и черт с ним,– подумал Александр Петрович, чокаясь с Костей.

– Спасибо, Сашка, - сказал Костя.
– Что касается меня, то мы с тобой еще не одну бутылочку разопьем и не одно день рождения отпразднуем.
– Скоро мои шестьдесят будем праздновать.

– Если память меня не подводит, то через два года?
– спросил Александр Петрович.

– Именно так, - кивнул Костя.
– Два года разницы у нас с тобой. Два года. Ну, давай выпьем. А то смотри все выпили, а мы с тобой заговорились.

– Давай, Костик, - поддержал друга Александр Петрович и опрокинул стопку в себя. После того, как боль вернулась Александр Петрович побоялся пить много, поэтому, когда Павел разливал водку, он попросил его налить ему не больше половины стопки. И сейчас, чувствуя волнение в желудке, понимал, что так оно и, правда, было лучше.

Спустя час гости начали расходиться. Правда, Павел с детьми ушел еще раньше. Дети все же маленькие, а время было позднее. С Павлом ушли и родители Татьяны, Михаил Александрович и Людмила Игоревна. Татьяна вызвалась помочь Надежде Васильевне убрать со стола.

Когда все расходились, Александр Петрович вызвался проводить их с Шариком к метро. Правда, провожать пришлось только Костю с женой Любой. У Олега была своя машина, поэтому они с женой уехали своим ходом.

Метро находилось рядом, минут десять-пятнадцать ходьбы. Александр Петрович решил прогуляться перед сном, да и Шарика надо было выгулять. Не все же ему взаперти сидеть. Животные, как и люди, любят свободу, к сожалению, люди этого не понимают. Еще когда Сашка приволок откуда-то маленького черного щенка, Александр Петрович поддерживал жену в том, чтобы не держать собаку в доме. Правда, мотивы у них с женой были разные. Надежда не хотела лишней грязи в квартире, а Александр Петрович не хотел неволить собаку; ведь это живое существо. Александр Петрович всегда считал, что собакам место в загородных домах, селах, но никак не в высотках. Но глядя в проникнутые искренней добротой и преданностью глазенки щенка, Александр Петрович, в конце концов, встал на сторону сына. Надежде Васильевне пришлось уступить и смириться с еще одним жителем, за многие годы ставшим полноправным членом семьи.

– Я тебе вот что скажу, - произнес Костя, когда он, Александр Петрович, и Люба шли по улице к метро. Дождь прекратился, оставив после себя озера луж. Ветер утих, но холод стоял невероятный.
– Все эти разговоры о возрасте, - все это чушь собачья. Зачем думать о том, что невозможно изменить. Шестьдесят лет или сто - это не так уж и важно. Жизнь вообще простая штука, если меньше думать, - рассмеялся Костя.

– Ну, не скажи Костя. Зачем-то нам мозги все же дал Бог, - сказал Александр Петрович.
– Если не думать, зачем же еще?

– А черт его знает, - пожал плечами Костя.
– Вот апендикс у человека тоже есть, но для нашего организма он-то бесполезен. Правду я говорю, Любаша? Ты же у нас врач.

– Правда, Костя, правда, - ответила Люба, беря Костю под руку.
– Ух, как холодно, - сказала она, теснее прижимаясь к мужу.

– Может и так, а может и не так, - ответил Александр Петрович.
– Если Бог вложил в нас что-то, то это для чего-то нужно. Не может быть бесполезных органов у нас в теле.

– Какой ты упрямый, - хмыкнул Костя.
– Даже старость тебя не изменила. Каким был, таким остался. Тут тебе сам специалист говорит, что может, а ты не может, да не может.

– Как говорят, Костя, горбатого могила исправит, - ухмыльнулся Александр Петрович.
– Если за шестьдесят лет не изменишься, то уже никогда не изменишься.

– Это точно, - рассмеялся Костя.
– Я как бросал носки под диван тридцать лет назад, так и в неполных шестьдесят продолжаю это делать. Ох и получаю нагоняй от Любаши. А мне все как мертвому припарка.

– Кого, кого, а вот тебя и могила, тьфу, тьфу, убереги Боже, не исправит, - заметила Люба.
– Так что не обвиняй Александр Петрович в упрямстве. Осел и тот ребенок по сравнению с тобой.

– Нет, ну ты видишь Сашка, какие эти женщины, - Костя состроил гримасу.
– Ну, никак им не угодишь.

– А нам угождать не надо, - сказала Люба.
– Нас понимать надо. Если ты это за свои 58 лет жизни не понял, то кто тебе врач? Уж не я точно.

– Эх, Сашка, - вздохнул Костя.
– Вот так и живем - я ей пять копеек, она мне рублем рот затыкает. Ничего возразить не могу. Видишь, какая умница, все знает. Может из-за того, что книги читает. Но иногда, - Костя повернулся к Александру Петровичу и прошептал, - мне кажется, что лучше пусть бы ни читала.