– - Верни мне мое тело!
– - тихо взмолился он, но незнакомец лишь посуровел.

– - Давай так,-- отрезал он без прежней мягкости.-- Ты остаешься в этой шкуре, и я не зову тех юных господ с ружьем. Договорились?

– - Пожалуйста...
– - просипел Рэй. Он подполз ближе к темноволосому и почти любовно коснулся его ботинок.-- Пожалуйста...

Парень поджал губы и в следующее мгновение шагнул назад, в пятно фонарного света. Сноп лучей осветил его стянутую сюртуком фигуру, словно прожектор у сцены театра.

– - Эй, парни!
– - гаркнул он, и его голос эхом разнесся вдоль каменных стен.-- Вы не бродягу ищете?

Издалека донеслись торопливые шаги, и Рэй затрясся, скованный смертельным ужасом. Он уже видел собственные мозги, размазанные выстрелом по мостовой.

– - Нет, пожалуйста! Я согласен, только не дай им меня убить...

– - Что?!
– - нарочито громко осведомился парень.

Звук шагов слышался все ближе.

– - Я согласен, оставь меня в этом теле!
– - Рэй зажмурился, не веря, что произносит подобное.
– - Что угодно, только не дай им меня убить! Я не хочу умирать! Пожалуйста!

Незнакомец молчал, но юноша не разжимал век, предпочитая встретить смерть неожиданно, во тьме. Мгновение спустя сознание покинуло Рэя, и мягкая мгла приняла его, избавив от волн ужаса и стыда.

Яркий луч скользнул по лицу, разбудив Рэя своим тихим прикосновением. Где-то поблизости пели птицы и негромко тикали часы. Не открывая глаз, юноша провел руками по месту, где он лежал, и прохладные простыни зашуршали под его ладонями.

Он был жив. Наверное.

Рэй распахнул веки и уставился в белый потолок. Слева в солнечном свете переливался хрусталь люстры, через приоткрытое окно справа залетал холодный ветер, раздувая многочисленные слои штор.

То был сон! Просто страшный сон! Слава всем богам! Рэй расплылся в безмятежной улыбке и сладко потянулся, с наслаждением и без малейшей боли разминая ноги. Затем провел пальцами по гладкому лицу и рассмеялся. Он снова был Рэем Павлинсом, в стенах безопасного дома, сытый, здоровый и невредимый.

Кровать жалобно скрипнула, когда Рэй рывком вскочил и победно осмотрел комнату. Но его пылающий взор быстро потух, и юноша сжался, словно трусливая побитая собака.

На полу высилась куча знакомого, дурно пахнущего тряпья, поверх которого белела записка. "Я всегда рядом", -- складывали мелкие, вповалку лежавшие друг на друге буквы.

Пробежав по неразличимой строке взглядом, Рэй сжал губы в тонкую нить и уселся обратно на простыни. Затем осторожно сложил записку, словно та могла взорваться от неосторожного обращения, и сунул ее в нагрудный карман пижамы.

– - Я исправлюсь. Обещаю,-- громко возвестил он на случай, если фея находился где-то поблизости. Больше никогда, ни за что на свете он не хотел встречать его персону.

Мучения секретаря Шороха

Утро приветливо встретило господина Шороха нестерпимой болью в голове и спине.

Гладкая плитка холодила его щеку. Секретарь медленно перевалился на другой бок и уставился на деревянные ножки кухонного стола. Вдали, у стены побежал таракан, быстро перебирая лапками, где-то внизу гремел по рельсам утренний трамвай.

Снова на кухне. Этой ночью к нему вновь прилетал розовый зверь, окутав облаком сверкающей пыли. Она проникла даже сквозь носовой платок, который секретарь прижимал к носу, и... после Шорох не помнил ни секунды. Мрак съел его сознание и выплюнул лишь утром.

Секретарь с шипением выпустил воздух и сел, вытянув длинные ноги. Подобное выпадение из времени и пространства ужасно его беспокоило. Господин Шорох привык контролировать все в своей не слишком разнообразной жизни и ни разу не сталкивался с чем-то, выходящим за ее грани. Например, с сумасшествием и потерей памяти.

Конечно, он слышал о зверских убийствах, которые учинял кто-то из работников. После случая с господином Буччо в Обществе о них не слышал лишь глухой. Все вокруг только и судачили об этом, гадали, почему директор поручил внутреннее расследование двум совершенно безнадежным типам, делали ставки, доносили друг на друга... Все это напоминало секретарю дешевую комедию, одну из тех, что показывают на подмостках театров Золотой Долины. Секретарь их не понимал. Все, что не было его заботой (а убийца в рядах Общества был заботой исключительно директора), Шороха не касалось.