– Рожден цвести, а затем умереть. Помнишь? Это ты мне говорил.

Генрих усмехнулся и покивал головой. Ева не могла быть другой, и он знал это. Он вдруг почувствовал, как ему захотелось домой. Он смотрел на Еву и думал об этом.

– Я скучаю по Лондону. – сказал он, - Помню, когда я еще все только начинал, молодой, амбициозный парень. Во мне кишило летучими мышами грез. Мне было всего лишь 16. Я оканчивал школу фотографов. Многие восхищались моей прыткостью. Мало кому удавалось достичь подобного в столь юном возрасте. Все называли меня гением. А я никогда не признавал подобного. Я не хотел им быть. Я лишь хотел фотографировать. Я хотел вложить часть своей души в мир, в котором я живу. В каждую свою фотографию. Но когда твою душу разглядывает кто-то из спонсоров, то она сразу же начинает измеряться деньгами. Я хотел заниматься своей работой. И когда в один момент я разглядел всех тех людей, окружающих меня, называющих меня другом, я понял, что каждый из них для меня никто. Друзья для меня те, кто видел меня раньше. До успеха. Поэтому, я хочу вернуться и посвятить остальную часть своей души им. Я им должен. За разлуку…

Ева слушала его и вспоминала что-то свое. Некая грусть показалась в ее взгляде.

– Я был бы очень рад видеться и с тобой Ева. Представь, мы, как простые люди, вдруг встретились на одной из улиц Лондона, или в метро. Это ведь так прекрасно. Хотя, я понимаю, у тебя сейчас другие приоритеты и планы на жизнь. И я рад, что ты счастлива. Не упускай того момента, что сделает тебя счастливой. Ведь, на самом деле, он выпадает так редко. Хм.. Даже не вериться. Всего пару лет назад я не мог найти время на кого-либо, в том числе и на тебя. Теперь же я свободен. А ты напротив, еле находишь время на меня…

– Не беспокойся, Генрих. Для тебя время найдется. – оживившись, сказала Ева.

Их разговор перестал клеиться. Генрих что-то пытался навязать еще пару минут, но потом ему стало ясно, что пора идти. Глянув в погруженное какими-то мыслями лицо Евы, он сказал с огромной не охотой в голосе:

– Что ж. Уже время. Скоро самолет. Прости, Ева. Мне пора.

– А? – вновь включилась Ева, добавив, - Ничего, Генрих. Давай, я тебя проведу.

Ева выглядела задумчивой. Она провела Генриха к двери и стала выглядеть еще более грустно. Но когда она увидела самую прекрасную улыбку на планете, обладатель которой стоял перед ней, она сразу же улыбнулась в ответ.

– Я был чертовски рад повидаться с тобой, Ева! – сказал Генрих, перед тем, как переступить порог.

– Ты не представляешь, как я была рада. – говорила Ева, не отрываясь от улыбки Генриха.

– Знай, главное – это быть собой. И ты всего достигнешь. – сказал Генрих, собираясь уходить, но остановился напоследок, чтобы добавить, - Кстати, у тебя бомбезные ноги.

Данные слова развеселили и прельстили Еву. Ей не хотелось прощаться с Генрихом. Но ей пришлось это сделать. И закрыв свою дверь, она прислонилась к ней спиной и прикрыла глаза в мыслях. Она чувствовала, как Генрих пробудил в ней ностальгию. И она не могла успокоиться.

Она устремилась к серванту с ящиками. И открыв один из них, она посмотрела на что-то знакомое, лежавшее внутри. Это были конверты с норвежскими марками и знакомой подписью. То, на что с болью смотрела Ева. То, что отводило ее на несколько лет назад. То, от чего она пыталась отстраниться и забыть.

Взяв в руки эти два конверта, Ева словно металась в шекспировских мыслях: «Быть или не быть». Открыть ей эти два конверта или нет. Но мгновенная мысль «я распрощалась с прошлым» подавила в ней любые сомнения, наполнив разум наркотиком нарцисса внутри. Она вернулась в будни Евы Адамс и снова спрятала эти конверты куда подальше. Ей так хотелось. Почему? Она сама не знала. Спрятав их, она сказала сама себе с самодовольством:

– Да. У меня бомбезные ноги! – после чего дико улыбнулась и решила закрепить недавно выпитое шампанское чем-нибудь более крепким, чтобы забыться.

XXX Глава

– Меня беспокоит проблема сексизма на планете. Настало время меняться людям, их морали. Мы живем хуже, чем в каменном веке. Что это за устои, которые не дают личности развиваться? Личность не должна привязываться к гендеру. Она свободна. Понятия гендера ущемляет личность. Личность же должна стоять выше этой ступени.

– То есть, вы хотите сказать, что свободная личность беспола? Или что человек должен быть бигендерным?

– Нет. Я не говорила этого. Люди ни в коем случае не должны быть уподобленными мне. Это я такая. Я самый явный пример сущности вне гендера. Но я осознаю, что данная сущность каждого из вас – утопия. И я сейчас не об этом. Я говорю именно о том, что люди не могут выйти за те рамки мышления, в которые сами себя загнали. Они привыкли мыслить с точки зрения гендера. И это губит человечество. Эти неправильные традиции лишь вредят человечеству. Они затмевают разум. Этого не должно быть.

– Вы можете привести какие-либо конкретные примеры?

– Да. Я приведу вам несколько из них, самых абсурдных, на мой взгляд.

Первое: почему, когда мужчина находится внутри помещения в головном уборе, то это считается дурным тоном? Хотя к женщинам данная условность не относится.

Второе: в большинстве случаев при разводе в браке, женщина-мать имеет большее преимущество в том, чтобы оставить ребенка у себя. Хотя мужчина-отец имеет ровно такое же право на своего ребенка.

– Вы сейчас приводите примеры сексизма относительно мужчин?