Что толку вспоминать прошлые увлечения? Через некоторое время все они начинали казаться Алексею мелкими, несущественными, а иногда и постыдными. Все мелодии, которые трогали сердце, после нескольких прослушиваний превращались в несуразную какофонию. Все актеры, которые привлекали его внимание, в следующих фильмах казались шаблонными, топорными, лишенными пластичности, застывшими в найденном ограниченном амплуа. Все девушки меркли при близком знакомстве. Чтобы видеть развитие, нужно было сравнивать разных композиторов, актеров или женщин, внутри одного образа душили статика и уныние.

Но сама погоня за новыми впечатлениями утомительна. Хочется глубины, а постоянно выталкивает на поверхность – для очередного погружения. И легкие предательски свистят – им не нужны новые образы, им нужен покой.

Из-за травмы пришлось отказаться от автомобиля. Алексей ехал домой на метро и старался не смотреть ни на одну девушку, читающую электронную книгу.

– Бог тебя накажет, Бог! – кричит Рита по телефону.

– За что это? За то, что ментам тебя не сдал?

– Бог все видит!

– Ты Сергея Федоровича имеешь в виду?

Бросила трубку. Но начало дня испортила. Как понять меру своей вины? На каких весах измерить?

– Вы тоже считаете, что Бог все видит? – спрашивает Алексей у Риты, когда она кормит его ужином.

– Я не верю в Бога. Только во вселенский хаос. А вы разве из тех, кто носит в бумажнике фотографию Иисуса Христа как ближайшего родственника?

– По-вашему, жизнь зародилась из хаоса?

– Возникла, так скажем.

– А это жаркое – тоже из хаоса? Не из каких-то определенных продуктов, не по рецепту, не руками мастера?

Рита улыбается.

– По большому счету – из хаоса.

– Мне бы вашу уверенность, – завидует Алексей. – А всегда сомневаюсь и ни в чем не уверен. Вот все думал, заявлять ли на Риту…

– И что? Заявили?

– Нет. Мой адвокат очень огорчился. Он уже распланировал все до мелочей.

Рита смеется. И вдруг музыку, доносящуюся из-за стены, перекрывает звонок в дверь. Рита не двигается с места.

– Не будем открывать, – говорит Алексею.

– Как так?

– А как? Я не смогу сказать, что вы – владелец типографии, которая будет мне что-то печатать.

– Вы думаете, это дед Дима?

В подтверждение догадки Алексея начинает дребезжать ее мобильник. Рита накрывает его рукой, заглушая звук.

– Возьмите трубку и скажите, что вы не дома.

– А где я?

– В маршрутке. Как минимум.

– Я боюсь, что он через дверь услышит, – шепчет Рита. – Я потом ему объясню как-то.

– А зачем он пришел?

– Я не знаю.

– Может, что-то случилось?

– Да что у него могло случиться?

– Впустите его.

– Не выдумывайте. Я никогда не объясню, почему вы тут находитесь.

– Скажите, что я сантехник.

– Для сантехника вы слишком мрачно выглядите.

– Вы просто не знаете, насколько это суровые ребята!

Звонок продолжает пиликать.

– Он думает, что вы спите. И будет звонить, пока не разбудит.

Алексею вдруг пришло в голову, что если он сейчас поцелует Риту, то она не закричит и не оттолкнет его, избегая лишнего шума. Он всмотрелся в ее лицо – измученное дребезжанием звонка и огорченное, хотя до этого она усмехалась.

Он снова принялся за ужин. Телефон стих, затем умолк дверной звонок. Осталась только музыка, скребущаяся сквозь стену.

– Вам не надоело это музицирование? – спросила Рита.

– А вам не надоело кормить меня?

– Это не ради вас – ради самого процесса жизнедеятельности. Если долго не есть, желудок начинает болеть.

– Откуда вы знаете?

– Что я знаю? Я о себе говорю. Это в семнадцать лет можно было хот-догами перекусывать.