Прежде чем лечь, идем есть смородину и малину. Возвращаемся

сырые – роса. На свежем воздухе спать замечательно; смотришь

в ночное небо, протянешь руку – целая горсть холодной,

влажной листвы; кругом – ползет, шевелится и кажется, что

дышит «свирепая зелень», бьющая из всех расселин, из всех пор

сухой земли. И впрямь слышно – как «мир произрастает».

Изредка на одеяло заползает какой-нибудь жучишка. И

просыпаемся от солнца, которое, проникая сквозь ветви, будит

нас и заставляет жмуриться. Вот она – жизнь! Как сказал

Велимир Хлебников, «мне мало надо: /ковригу хлеба/да каплю

164

молока,/да это небо,/ да эти облака». (Интересная перекличка с

майоровским стихотворением «Мы»: «Нам не хватало неба и

воды».
– Н.Г.) Иногда страшно хочется написать хорошие стихи,

но пока почему-то не пишу.Новое письмо тебе не буду

писать до тех пор, пока не получу хотя бы строчку от тебя.

Целую тебя много раз. И все по-разному, но одинаково сильно,

как это было всегда. Ухитрись поцеловать за меня свою

родинку, что около правого твоего уха расположена. Если тебе

это удастся, то непременно телеграфируй по адресу: «Колькины

губы» с текстом телеграммы «повторить то же самое заочно…».

(Из письма от 25.07.1940).

Какой она была, Ирина Пташникова, муза поэта? Глядя на

студенческие фотографии, трудно назвать ее миловидной – уж

слишком прямолинейные и грубые черты лица. Но зато глаза-

небеса, «круглые да карие, черные до гари». Встречаться с

Майоровым они начали на втором курсе истфака. Причем в это

самое время осенью 1938 года в Ташкенте был арестован отец

Ирины. К счастью, все обошлось, но после такой истории (а в

университете о ней знали) далеко не всякий стал бы встречаться

с дочкой подследственного. На студенческих фотографиях

Ирины Пташниковой бросается в глаза непонятное белое пятно

на одежде. Оказывается, это значок «Альпинист СССР».

Девушка получила его в альплагере после первого курса – в те

времена большая редкость. А еще Ирина, услышав в

университете лекции профессора Толстова, навсегда увлеклась

археологией. Вместе с однокурсниками (может быть, среди них

был и Майоров) стала подрабатывать в Институте истории

материальной культуры. «Тамможно было

"подзаработать" на камеральной обработке и шифровке

привезенных из Хорезма черепков. Их надо было вымыть и,

описав, пометить шифром - сокращенными буквами черной

тушью. Цена – сдельная, 5 копеек за черепок. Пришедшие

раньше меня туда ребята смеялись – берешь один черепок,

осторожненько его стукаешь об край стола и вместо 5 копеек

получаешь 15. Легко и просто» (из воспоминаний Ирины

Пташниковой. Публикуется впервые). Каждое лето Ирина

уезжала на раскопки древнего Хорезма, по пути заезжая и домой

165

в Ташкент, а Николай Майоров спешил на третьей полке

«занавесив свет», к родным и друзьям в Иваново. И летели через

весь Союз его письма в Среднюю Азию наперегонки с

воздушными поцелуями.

Ирина Пташникова умерла в Ташкенте в 2001 году. В

истории она осталась не только как возлюбленная Николая

Майорова (от этого звания никогда не отказывалась), но и как

автор приключенческой книги «Рождение мечты» (в

соавторстве с Н.Горбуновой – М., 1961) о своих путешествиях в

пустыне Кара-Кум. Жизнь Ирины Пташниковой сложилась

удачно. Она родила троих детей, счастливо жила в браке.

Пользовалась уважением ташкентцев (они признавали ее

настоящей русской интеллигенткой). Она хорошо была

известна в среде альпинистов, археологов и туристов всего

Союза.

Многое Пташникова сделала и для того, чтобы сохранить

память о Николае Майорове. Приезжала она и в музей «Строка,

оборванная пулей» при Дмитровском рыбопромышленном

колледже.

«О нашем времени расскажут.

Когда пойдем, на нас укажут

И скажут сыну: - Будь прямей».

«Как там ваш поэтический театр?», - первое, чем встретили