Козлов почувствовал какую-то апатию. Странно, ему не хотелось сегодня объегоривать даже клюющую рыбу. Он покосился на три круглых листка.

– Лотос-с-сы! – протянул он невидимому соглядатаю. – Сам с собой я веду беседу. Как в песне.

И тут, как внезапно появившаяся кулига индийских цветов, так же внезапно родилась в его голове и ценная мысль. Ценнее уж некуда. Он как попало смотал удочки, бросил три листка в пустое ведро, предназначенное для улова, и, уже не заботясь о безопасности, скользя калошами по берегу, устремился домой.

Оля спала. Она еще ничего не знала.

– Ксюша, проснись! Ксюш, Ксюш, открой глазки!

На женином лице появились пятна и волны, как на воде БК-313. Приоткрылся один глаз, другой. Она посмотрела на него с явным неудовольствием.

– Чего еще, котик? Опять быками своими хвалиться? Отстань.

Слово «котик» никак не вязалось с ее настроением. Сон – одна из истинных ценностей жены. Кто знает, может, она любила его больше глянцевых журналов с похождениями рыжей стервы.

– Отстань, мужчина! – И глаза – один, а потом и другой – закрылись.

В иные моменты она звала его не Серым, не Сержем, не Сергеем Андреевичем, а «мужчиной», как энтомолог. Он был бабочкой на булавке или червяком, коконом.

Но и червяк не сдается:

– Ксюш, лотос!

Он пошевелил одним листочком у спящего лица и задел его краем шею жены.

Два Олиных глаза подпрыгнули. Он увидел их в воздухе, как в короткое мгновение видит поплавки над водой:

– У-у-у-убери мокрую эту дрянь! Что это, чем ты меня тычешь?

Глаза не понимали. Они сердились, даже злились. Но злость была непонятной.

Козлов пролепетал:

– Ло-ло-лотосы!

– И что?

– Вот это – ло-лотосы!

– Ты чего-то напугался, Сереж. – Она потерла нос. И поняла общий тон. Муж чего-то напугался, возбужден до предела.

– Да нет! Чего бояться? Цветы. Лотосы!

– А! – Она зевнула, потянулась, лицо поскучнело. Но потом опять заиграло. Это было лукавство.

– Может, ты хочешь, чтобы я села в позу лотоса, как йог? Хочешь? Камасутру читал?

Он листал эту книжку о половой любви, но ничего не понял в этих проникновениях, воздержаниях, переливах энергии. Восток. Не то, что дело тонкое. Вовсе непонятное. Поза лотоса? Ногу под промежность суют, так что у них порой нога ломается. «Дза-дзен». С таким звуком.

Он не хотел позы лотоса. Зато, как йог, воздерживался от того, чтобы сразу «озвучить» идею.

– Чего же ты хочешь? А? Мне такое снилось… – Она закатила глаза. – Ну вот, разгулял ты меня, Серый волк, айда на кухню чай пить.

Оля достала из серванта коробку конфет.

Он удивленно вздернул брови: с чего бы, с утра?

– Не сушеными же «буффалами» угощать любимого мужа. – Спросонья жена всегда разговаривала бархатисто, с детским акцентом. Улыбнулась. Естественно. Нежно.

– Чего ты задумал, красавчик?

Жидкость в чашках табачного цвета. Крепкий чай.

– Это зеленый, для работы сердца. От гипертонии помогает.

– Откуда у тебя гипертония?

– У тебя гипертония, Серж, ты, что забыл, пчелиное г… доставал, лечился.

Это она про пергу.

– Пыльцу, а не г…

– Скорее рассказывай, чего тянешь быка за рога.

Сергей отпил крепкого, противного на вкус, но целебного чая, откусил конфетку.

– Заел? На еще конфетку, не томи, Серж!

Он толкнул чашку в бок и, захлебываясь словами, стал излагать свою утреннюю, «шальную», как он тут же обозначил ее с заискивающей улыбкой, мысль. Слова вспыхивали у него в голове, перелетали на язык. И оттуда отпасовывались в воздух. И их подхватывала Ольга. И понимала. Они были о патенте, о цветочном рынке, о свадьбах. «Розы – это скучно». «Лотосы – это да!» «Цикламены – дрянь». «У нас орхидеи на свадьбы покупают. Дошли. Кладбищенские цветы. Во Франции – только на кладбища. У нас – на свадьбу».

«Сколько у нас свадеб в неделю?» – Он тряс Ольгу за плечо, словно она знала. Она знала. Много. – Озо…

Он продолжил:

– Озолотимся.

Только все надо держать в секрете, в большом секрете. Только потом, когда все оформим.

Кто говорил, и мечтал, и горячился, кто целовал друг друга – в щеки, в глаза, в руки и плечи? Они. Оба целовали. И кричали, и шептали.

Что любовь творит! Они любили друг друга.

Где-то внутри, на заднем дворе мозга у Сергея билось сомнение. И они тут же отыскали старую «Ботанику» детей, то бишь дочки Маши. И этот волшебный индийский цветок. Не может жить «Ботаника» без сказки. Он вполне, по всем очертаниям, соответствовал выловленному в водоеме БК-313 растению. Точь-в-точь вылитый.

– Ритка-то Москалева в земельном комитете работает! – лучась всеми цветами радуги, воскликнула жена.

Он немного утух, устал.

– При чем здесь Ритка?

– Ритка. Одноклассница. Ты шурупь мозгами-то. У кого аренду оформлять будешь?

– Она в земельном, а тут – вода.

– Одно и то же, лошонок мой стоеросовенький! – Ольга покрутила пальцем у виска.

Он отпил противного, холодного уже чаю.

– Одно и то же: вода, земля. И на воду она разрешения дает. Видишь, какая у тебя полезная жена. Не ценишь, Козлов. Не ценишь! Зря ты не захотел позу лотоса глядеть. Я научилась ее исполнять.