Золотце стоял и радостно хватал воздух ртом, как рыба-толстолобик на солнышке.

Нужный документ через три дня уже трепыхался в пальцах у Ольги Владимировны Козловой прямо перед носом ее мужа.

– Дали аренду! Но попросили еще мешок рыбы. Для кого-то сверху.

Этого добра-то было не жаль. Буффало, чуя неладное, шел косяками к разрастающемуся, уже трехметровому в диаметре, кругу лотосов.

Так голубые киты совершают самоубийство, выкидываясь на берег.

3

Баул. «Ба» – это когда поднимаешь. «Ул» – когда опускаешь. Дощато-картонные, покрытые искусственной фиброй чемоданы неизвестно когда появились в семье Козловых. Смутно Сергей помнил, что достались они от дедушки Сосипатыча. Странное это отчество он встречал всего раз, в каком-то рассказе о В.И. Ленине. Сосипатыч в селе Шушенском учил Ильича кататься на коньках.

И другая ценность обитала в семье Козловых – словарь Ожегова. Книга по объему немного уступала баулу, но досталась Козловым от учительского прошлого Оли. Ольга называла с ударением на последний слог. Ожегув. А Сергей – на второй: Ожегов.

На первой странице словаря находился черно-белый, сделанный пером или карандашом портрет потешного старика в круглых очках. «Профессор, снимите очки-велосипед». Иногда Серега Козлов заглядывал в словарь, чтобы убедиться в том, что езда произошла от слова «ехать». А «ехать» возникло от «езды». Есть причина у Ожегова, чтобы смотреть на этот мир лукавыми глазами.

– Ул! – отдалось по всему вагону, когда Серж, Сержик и Сергей Андреевич (три в одном) поставили эти семейные чемоданы рядом со старичком, который всей своей внешностью походил на словарь Ожегова. Вернее, на его портрет.

– Добрыдень! – коротко, чтобы выровнять дыхание, сказал Козлов.

Старик «Ожегов» конечно же улыбался той самой улыбкой. Был он коротко пострижен, ершиком, по-современному.

И закивал головой, быстрехонько подтверждая: «Добрыдень, добрыдень, добрыдень, добрыдень».

От этого в ушах Козлова откликнулось «Дребедень, дребедень, дребедень».

Сергей мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Как бы это… того… – Он показал подбородком на третью, вещевую полку вагона. Там кругом красовались картонные ящички с игривой, в вензелях надписью «Жозефина».

«Ожегов» понял:

– А вы их – в сторонку и вдвиньте чемоданчики!

Приятный дедуля. Но как бы он не заставил играть Козлова в карты, в дурака. Сергей терпеть не мог карты. Он подумал: лучше лягушку проглотить, чем взять в руки «пику» или «черву».

В этот же купейный отсек впрыгнули два молодых человека. Видать, студенты. Один из них сразу уткнулся в газету, водя по ней дешевой шариковой ручкой. Второй уставился на старика «Ожегова». Без всякого стеснения разглядывал его с головы до ног.

– Вань, – первый студент оторвался от газеты, – скажи, а что это за странный город Борисоглебск? Откуда название?

– Проще пареной! – ответил Ваня, неотрывно изучая лицо восьмидесятилетнего старика. – В честь первого президента назвали, в честь Бориса Ельцина.

– А Глеб откуда взялся?

– Внук его.

– А! – и опять уткнулся в газету с кроссвордом.

– Сынок, – сказал Козлову «Ожегов», – я помню эти баулы. Они появились сразу после смерти Сталина. Это – символ. Сталин умер, значит, люди будут жить вещами, баулами, шифоньерами. В 1954 году появились баулы. Что у вас там, вещи же?

Он наконец-то почувствовал взгляд студента Вани.

– Брысь! – сказал он ему, – а то в рожу получишь.

– Ваня удивленно потупил взор.

– Нет, не вещи – рыба! – Кто ему этот «Ожегов», чтобы отчитываться? Но зачем-то ответил. И тут же еще добавил: – Кубанский балык!

Старикан читал мысли: «Буффало!»

Пришло время тупить глаза и Козлову.

– Не трухай, тютя, не на шухере!

Да, прическа у «Ожегова» братковская.

– Оттопыримся? – подмигнул старик седой бровью, всей щекой.

«Не отвертишься от карт», – горестно вздохнул Сергей и втянул живот. Как солдат на плацу. Кто он ему? Командир?!

– Оттопыримся, – молодым голосом утвердил старик «Ожегов». И вынул из-под маленького столика бутылку с коньяком. Что с коньяком, сразу видно – буквы золотились и прыгали.

– Французский! – «Ожегов» подморгнул, понюхал горлышко, сладко улыбнулся. Достал, опять же из-под стола, два складных пластмассовых стакана. – А тебе не дам, – цыкнул он на любопытного студента.

Студент хохотнул:

– Михей, а я думал, это Борисохлебск. Хлеб пекут.

– Неуч. Во Франции город такой есть, не большой не малый, как Борисоглебск. Так и называется Коньяк. Это родина вот этого напитка.

Золотистая струя легко вспорхнула над стаканами.

– Угощайтесь! Только вот закусить? – «Ожегов» опять лукав.