Я думал о том, что лежу сейчас дома у своего друга и он, наверно, смеётся как идиот, глядя на меня. Всё это странно. Было бы здорово вспомнить ещё что-то.

Время от времени свет включался и в углу снова появлялась тарелка с варевом. Часов у меня не было, поэтому понять, сколько времени я здесь пробыл, было нелегко.

Так продолжалось долгое время. Включался свет – появлялась еда – свет выключался. И я вновь оставался один.

За время, что я пробыл там, я успел изучить всю комнату, к сожалению, сделать это было не так уж и сложно. Никаких потайных дверей, люков, ходов я не обнаружил. Стены, казалось, были пластмассовыми, однако сломать их оказалось невозможным. Некоторое время я просто орал, надеясь, что меня услышат. Ничего такого.

Так шли дни. Хотя там времени не было, его просто не существовало.

В реальной жизни ничего подобного бы не могло случиться, и я всё ещё старался верить, что меня до сих пор не отпустило и я всё ещё в гостях у своего друга. Если бы.

За всё время, я подсчитал, свет включался и выключался целых семнадцать раз. Думаю, промежуток между включением и выключением составлял часов 6, если не больше. А может и больше, не уверен. Все это говорит о том, что сижу я здесь уже довольно долго, а я всё ещё не сошел с ума. Я рассмеялся, подумав, что эта мысль выглядела бы смешнее, если бы я действительно был в психушке. Я хотел там быть. Хотел быть где угодно, лишь бы не здесь.

Эта игрушка была для меня не просто игрушкой. Она стала чем-то особенным и родным. Я просыпался каждую ночь, чтобы покормить своего питомца, брал его с собой в школу и носил, когда шёл гулять. И уже через неделю никто не видел бы меня без этой штуки. Ну то есть она все время была у меня в руках. Несколько раз у меня её отбирали на уроках, но потом я её возвращал, трясясь, не умер ли мой друг там. Нельзя сказать, что эта штука заменила мне отца, это было бы глупо. Нет, но тамагочи стал единственным звеном, связывающим меня с ним. Это приятное чувство. И вы даже представить себе не можете, что я чувствовал, когда однажды не обнаружил тамагочи в своем кармане. Я облазил полгорода, но ничего не нашел. Питомцу моему теперь придется не сладко, подумал я тогда и расплакался, словно получил оплеуху от своего отца.

Я мало спал. А может, и очень много. Не знаю. Время исчезало, когда выключался свет. А его уже не было очень давно. И я уже начал переживать, не сошел ли я с ума окончательно? Наверное, сошел. Уже не слишком важно.

И в какой-то момент перед глазами встала ещё одна картинка, которая, возможно, даже и была воспоминанием, но я не знал. Там была женщина и ребёнок, скорее всего, её сын. Женщина была красивой, хоть и немолодой. Она держала в руках пакет и протягивала его сыну, при этом что-то говоря. Он обрадовался. Почему-то их лица казались мне очень знакомыми, может, даже родными. Картинка стояла перед глазами очень долго, может, думая, что я вот-вот что-то вспомню, но нет. Ничего. А потом всё исчезло и мне даже не удалось припомнить лица этой женщины. Лицо мальчика в памяти осталось. Он был красивым. И, похоже, был искренне рад подарку. И, знаете, я больше всего на свете сейчас хотел бы узнать, что было внутри.

« Пожалуй, если понимаешь, что ты сумасшедший, значит, ты еще не до конца сошел с ума.»

Люди никогда не живут по-настоящему. А когда они умирают, не живут еще больше.

Сейчас я могу с полной уверенностью сказать, что стал первым человеком, который научился жить. Все началось с того, что мне на голову упал кирпич. Здоровенный, как скала и тяжелый, как слон. Черт его знает, почему я решил идти через эти дворы, где полно полуразваленных зданий. Ходил себе нормально - нет, нужно было найти и встретить свое несчастье. Но несчастьем оно было совсем недолго, какой-то короткий миг, когда было больно. Ведь именно этот случай и научил меня жить.

Так вот, говорю, ибо именно этот случай и научил меня жить. Иду я, значит, домой и вдруг понимаю, что мне на голову летит огромный кирпич. Я бы увернулся, но я слишком ленивый, чтобы уворачиваться от всяких кирпичей, помню только, как хрустнул мой череп. На этом все.

По идее я должен был бы очнуться или умереть, но ни того, ни другого не происходило.

Здесь — где я сейчас — лучше. Тут людям на голову не падают кирпичи, потому что нет ни людей, ни кирпичей. Но об этом чуть позже.

Хочу кое-кого разочаровать, но ангелов здесь тоже нет. О них тут никто никогда не слышал. Но это не особо важно. То, что я могу об этом говорить, да и говорить вообще — необыкновенное чудо. Вернее результат моего труда, который продолжался не менее шестнадцати миллиардов лет. Не знаю, может это продолжалось и больше, а может и секунду, не разобрать. Да и это не слишком важно. Когда тот кирпич упал мне на голову, я просто оказался здесь, мгновенно. Я не мог удивиться и понять тогда тоже ничего не мог. Но мне было плевать, потому что, как я понял теперь, меня тогда даже и не существовало. Это сейчас я могу все описать, потому что заново научился это делать.

Так вот, место, куда я попал, состояло из ничего. Единственное, что здесь было — два треугольника и тонкая нить между ними. Сначала они не были треугольниками, потому что слова "треугольник" тогда еще не было, слова "слово" не существовало также.

Не было абсолютно ничего. Слова, речь, движения, мысли, запахи, названия — все это осталось в том мире, где кирпичи падают на голову простым людям.

Прошло немало времени, пока я понял, что не существую тоже. Но я появился сразу, как только об этом подумал. Это было странно и одновременно забавно. Внезапно я все понял. Не знаю, как и чем я это понял, но все сводилось к тому, что одним из треугольником был я сам. Я не чувствовал дискомфорта, это казалось мне совершенно нормальным, естественным. Мне казалось, что по-другому быть не может.