Шрифт:
– Да, я тоже помню. Но, если честно, то мало, что поняла тогда.
– Ну, тогда и не забивай себе голову, теоретической физикой! Оставайся хорошим историком.
И все-таки жара и здесь, возле моря, давала о себе знать. Мое тело покрылось испариной. Мне очень сильно захотелось окунуться в прохладу Тирренского моря. Я села и посмотрела на Виктора.
– Хочешь искупаться?
– Пожалуй, да.
– Тогда пойдем?! – вскочила я и бросилась к морю. Через пару секунд я с разбегу нырнула в воду. Вынырнув, я отбросила назад волосы и повернулась туда, где еще минуту назад сидел Виктор. Но его там не оказалось. Через мгновение его голова появилась справа от меня. Он отплевывался от соленых ручейков, бежавших по его лицу.
– Здорово! Вода – чудо! – воскликнул он, почувствовав под ногами твердое дно. – Что, поплыли дальше?!
– А поплыли! – поддержала я его.
Вода и в самом деле была то, что надо. Она охлаждала и в то же время не обжигала холодом. Но она и не была парным молоком, когда не чувствуешь разницы между воздухом и морем. Виктор плыл чуть впереди, я немного позади.
– Ты уверенно плывешь, - похвалил он меня.
– Спасибо. Но ты не поверишь, что я научилась плавать только в шестнадцать лет.
– А ведь и не поверю. Ты не боишься воды, смело и красиво ныряешь, почти, как пловчиха. Уверено гребешь. Все же признайся, ты занималась в какой-нибудь спортивной секции?
– Нет. Я самоучка.
– Тогда ты самая толковая самоучка, из всех, которых я знаю.
– Пусть будет так.
Проплыв метров пятьдесят, мы повернули назад и минут через пять вышли на берег. Плюхнувшись на свои места, я и Виктор закрыли глаза. Мне было лень ворочать языком, думаю, что Виктор чувствовал то же, что и я. Но ни я, ни он не чувствовали в своем молчании никакого неудобства. Видимо, мы достигли той точки в наших взаимоотношениях, когда молчание, если оно случается, уже не тягостное, когда оно возникает не из-за отсутствия темы для разговора, когда, не произнося никаких слов, можно общаться и чувствовать, что думает другой человек.
Виктор перевернулся и лег на спину, подложив под голову руку. Приоткрыв тихонько глаза, я посмотрела на него. Он разглядывал меня.
– Ты очень красивая, Роберта, - произнес он, видимо, заметив, что я подглядываю за ним.
– Мне очень приятно слышать это…
– Это не лесть. Ты на самом деле очень и очень красивая, и стройная. Но не это меня в тебя влюбило. Вернее не только это. Ты человек. Человек с большой буквы «Ч», как любили говорить одно время в России. То есть настоящий человек. Порядочный, честный, добрый и так далее. Я не могу перечислить все эпитеты, которые обязательно относятся к тебе.
– И это мне приятно слышать… - улыбаясь, произнесла я.
– А я вот не удостоился такой чести! Ни разу не слышал от тебя никакого признания, даже самого маленького!
– Бедненький! – воскликнула я и, соскочив со своего шезлонга, легла на Виктора сверху. Потом я долго поцеловала его в соленые губы. – Я тебя очень, очень, очень люблю! Ты моя жизнь! Ты мое счастье! Ты моя судьба!
Через пару минут я почувствовала, что Виктор больше не хочет спокойно лежать подо мной.
– Пойдем в домик, – прошептал он мне на ухо, - и ты тогда поймешь, зачем мы его взяли.
– Я уже не жалею о твоей расточительности! Пойдем! – я встала с него и, посмотрев на плавки, протянула полотенце. – Может, лучше прикрыться?!
– На всякий случай сделаю из себя гладиатора, - он обмотал полотенце вокруг талии, как это могли делать рабы в древнем Риме. Свое полотенце он предложил мне, но я отказалась, тогда Виктор повесил его на руку. – Пойдем в номера!
Мы оставили свои лежаки и стали пробираться между стройными рядами зонтиков и сложенных шезлонгов. Кое-где, конечно присутствовали загорающие, но, тем не менее, их было чересчур мало. Миновав шезлонги, мы вышли на деревянные мостки, по которым и дошли до нашего временного пристанища.
Уже издалека Виктор заметил, что дверь в наш домик была отворена.
– Черт! – ругнулся он и ускорил шаг. Я поспешила за ним.
– Что случилось? – спросила я, едва успевая за ним.
– Какой-то гад залез к нам в карман!
– Ты имеешь в виду наш домик?!
– Да!
– Ты думаешь та открытая дверь от нашего дома?
– Уверен!
Наконец, мы почти добежали до двери. Виктор оказался прав, это дверь вела внутрь нашего домика. Он быстро вошел и осмотрелся. Казалось, все вещи лежали на своих местах. Ничего лишнего тоже не появилось. Виктор перебрал все, что мы оставили перед своим уходом.
– Да, все на месте, - облегченно выдохнул он.
– Может, ты просто плохо закрыл дверь? – сказала я, хотя помнила, как он поворачивал несколько раз ключ в замке и вешал его себе на руку. Я это произнесла скорее, чтобы успокоить его. Сама я была убеждена, что в дом проникали неизвестные.
– Исключено! – опроверг мои слова Корецки. – Я все закрывал.
– Да, я помню…
Виктор сел на стул и достал содержимое карманов своих льняных штанов. На столе появились три купюры достоинством по сто евро, две купюры – пятьдесят евро и мелкие купюры: одна десять евро, три по пять евро. Потом он выложил свой смартфон, небольшой блокнот, маленький карандаш. Посмотрев на все это, он в задумчивости произнес: