Здесь, конечно, очень важно помочь человеку научиться конструктивно использовать дар гневаться, опасаться, чутко реагировать на состояние окружающих или, наоборот, глубоко погружаться в предмет мысли. Этим искусно занимается клиническая психотерапия, например, терапия творческим самовыражением М.Е. Бурно, гештальт-терапия, например, Стивена Шона. Речь идет о постижении на практике «мудрости жизни», о привыкании к следованию «пути сердца».

СПТ не отменяет значимости наработки правильных форм поведения, «кассет ответов», по выражению М.Е. Бурно, познания себя и других, умения восстанавливать исходное хорошее состояние за счет приемов саморегуляции. Все это остается важным и не всегда простым. Однако нарабатывать «позитив» легче, когда силы (благодаря СПТ) свободны.

Это особая часть работы, с возможностями которой надо знакомить пациента.

Нельзя недооценивать и влияния «экологического фактора». Еще Чижевский замечал: «…Всякое явление природы находится в зависимости от влияния окружающей его среды: в жизни природы все последовательно и все сопричинно связано между собою. Мир есть сложная система зависимых переменных, а не музей отдельных явлений, не перечень неподвижных факторов» [75] . Человек редко является самодостаточным существом, подобным Диогену в бочке. Да и тот искал с фонарем среди бела дня Человека. Без сомнения, часть его поведения была обращена к другим людям. Даже его сидение в бочке было посланием человечеству.

Сохранять идеал философов – атараксию (невозмутимость) в повседневной жизни весьма непросто. Не зря и в последующие века те, кто желал добиться прогресса в движении к благодати, устремлялись в пустыни, укрывались в монастырях. Известны достигшие святости, сидя в дуплах деревьев. Впрочем, неизвестно, легче ли обрести внутренний покой («рабочее состояние», по моей терминологии) в изоляции от общения. Пациент не существует как изолированный остров, а представляет собой, как правило, члена системы, большей, чем он. И далеко не всегда он получает поддержку от окружения. Наоборот, наиболее болезненные травмы человек нередко получает именно от близких, от тех людей, с кем он эмоционально тесно связан. С другой стороны, изменение одного члена экосистемы – это стимул к изменениям всей экосистемы. Нередко сама экосистема – чаще всего речь идет о семье – оказывается инертной, более того, отбрасывающей своего члена, начавшего изменения, далеко назад. Особенно это касается ситуаций неустойчивого равновесия.

Приведу пример того, как трудно бывает удержать достигнутое новое состояние. Этот случай может быть также примером работы «от сновидения».

До начала данной работы мы были уже знакомы с пациенткой около года. За это время мы встречались три или четыре раза, но каждая встреча была перегруженной содержанием. Видя глубокое страдание этой утонченно чувствующей женщины, я неизменно старался помочь ей «упростить» свое состояние. Именно в работе с ней я убедился, что не надо торопиться делать то, к чему организм не готов, хотя это кажется необходимым «по жизненным показаниям». Пациентку преследовали мысли о самоубийстве, черным жирным корнем поселившиеся в ее правом полушарии. Я решил, что от этого ей надо успокаиваться в срочном порядке. (Голова ощущалась ею чудовищной по размерам, на уровне шеи она ощущала «углепластиковую заслонку», а тело чувствовалось худосочным, «как раздавленный червяк».)

Когда пациентка согласилась успокоиться от питания этих мыслей (в значительной степени по моему настоянию) и дала усохнуть корню сначала до кляксы , а затем до точки, «улетевшей в космос», на нее обрушился шквал воспоминаний, ощущений, связанных с ее жизненными проблемами.

Раньше она игнорировала насилие мужа, грубость дочери, зная, что все равно ей не жить, и даже перестала испытывать боль от ужасных и печальных аспектов действительности, к которым всегда была очень чувствительна. А теперь почувствовала боль жизни с еще большей силой. «Черный, жирный корень в правом полушарии» хоть и был отвратительным, но отвлекал внимание от непереносимой боли в груди. Тесный контакт с «дверью» облегчал переживание событий в «комнате». Убирать то, что сдерживало боль, до того, как она будет отработана, было столь же рискованно, как и оставлять сложившуюся ситуацию без изменений.

После большого перерыва пациентка появилась снова и рассказала, что после той встречи под наплывом образов, воспоминаний, осознаний она потеряла сон, очень похудела. Работать с годами непрорабатываемым содержанием в авральном порядке оказалось серьезным испытанием для ее сил. К счастью, она прошла этот цикл, выдержала испытание на прочность.

Я хочу привести свидетельство об одном из сновидений пациентки и работы с ним с использованием соматотерапевтического подхода уже по прохождении ею первого периода работы, в которых отрабатывались ее переживания из-за самоубийства отца, попыток самоубийства дочери и др.

Вот как описала пациентка свое сновидение:

«Я пришла на встречу с доктором в другом здании, в другой комнате. «Я оставлю Вас ненадолго», – говорит он. Сижу у стола, как всегда смертельно уставшая, голова опускается на стол, я засыпаю…

Просыпаюсь на какой-то постели, пытаюсь пошевелиться и не могу. Я туго запеленута, как младенец, только лицо открыто. Ничего не понимаю. Вдруг какая-то невидимая сила поднимает меня и выносит прочь из комнаты. И дальше я беспомощно лечу, скорее, равномерно перемещаюсь в полутемном пространстве, где нет ничего, даже неба над головой. Что подо мной, я видеть не могу. Страха нет. С каким-то равнодушным любопытством размышляю, что же происходит со мной. И догадываюсь: меня уносят из жизни. Я так давно этого хотела. Как хорошо, что без боли, и как хорошо, что сопротивляться невозможно. Только совсем ничего не чувствовать. Ведь я так устала. Надо опять уснуть и тогда уж больше ничего не будет, кроме вечного сна. Засыпаю.

Но… вновь просыпаюсь. Еще не открыв глаза, ощущаю, что лежу на правом боку, на чем-то твердом, все так же спеленута. Открываю глаза – передо мной огромное солнце в белесой мгле светит мягким белым светом. Медленно перемещаю взгляд – вокруг солнца рассыпаны не затмеваемые им неведомые яркие звезды. Какой-то иной мир, думаю я. Значит, нет полного забвения. Насколько возможно, продолжаю осматривать все вокруг. Солнце висит над каменистой желтой стеной, далеко внизу под ней течет мутноватая небыстрая река. Наконец понимаю, что лежу на самом краю противоположной стены, а передо мной пропасть. И сзади нет опоры. Что за спиной – такой же обрыв? Покатый склон? Острые камни? Ровная долина? Мне не дано знать.