Шрифт:
... Она лежит в пушистом снегу и улыбается. А потом улыбаться перестает, когда он начинает наклоняться к ней...
... Она под ним, голая и влажная, ее ногти впиваются ему в плечи, прикусывает губу, пытаясь удержать стон. Не получается. А у него внутри что-то резонирует на ее тихие стоны, и в голове взрывается...
... Маша в обнимку с Гариком на пороге его палаты. Он ее так ждал в то утро. Так сильно ждал...
... Он держит ее за плечо и притягивает к себе. И нереально страшно, что сейчас она отстранится. А вместо этого... И так трудно было потом отстраниться самому...
... Ее фотографии, ее рассказы. Каждый день, вне зависимости от погоды за окном и ее собственного настроения. Она всегда находила, чем его развлечь...
... Она катает его по скверу рядом с больницей. Ему поначалу страшно неловко, а Машка начинает рассказывать анекдоты, один похабнее другого. И ему не остается ничего другого, как поддержать это начинание. Нахохотались они в тот день до колик...
Его дни, наполненные ею.
Ее дни, наполненные им.
Ответ очевиден. Ответ был очевиден с самого начала, но он боялся его увидеть. Он не знал, что это за штука такая - любовь. Но был уверен, что ничем иным это быть не могло. Она его любит. Или... любила.
В стену лбом он уже не просто уперся. Он в нее с размаху стукнулся, так, что в голове загудело, и искры из глаз. Больно, но неэффективно.
Человека, который его любит, он собственноручно оскорбил и прогнал. Кто он после этого? Слов даже нет таких, чтобы назвать! Отец сказал - в ноги падать, колени целовать. Он бы и упал, и поцеловал, да все что угодно, а не те жалкие слова извинений, что он блеял в последнюю их встречу... Да только как до Маши добраться теперь? Ее чертов папаша и нежелание говорить с ним!
Идея в голове оформилась внезапно. Странно, что он не додумался до этого раньше. Стараясь не шуметь, прошел в соседнюю комнату. Тихо, отец спит. Так, телефон на тумбочке. Вернулся к двери, по закону подлости зацепил что-то, судя по звуку - горнолыжные ботинки.
– Василий, это ты там буянишь?
– хрипло спрашивает отец.
– Я, кто же еще. Извини. Телефон твой взял, позвонить надо. Можно?
– запоздало.
– Можно, - вздыхает отец.
– Не шуми больше.
Спонтанно, необдуманно, совершенно не вспомнив, что сейчас глубокая ночь, набирает по памяти ее номер. Слушает гудки и одними губами шепчет: "Пожалуйста, пожалуйста... ответь мне"
– Да?..
– голос у Маши спросонья, негромкий и с хрипотцой.
Именно в этом все и было дело, он это потом понял. Что он ей позвонил посреди ночи, и Маша взяла трубку, не взглянув на номер абонента. Да и не ждала уже его звонка. И напрасно...
– Маша, это Бас. Я прошу тебя, не бросай трубку, пожалуйста. Это очень важно.
Томительно долгая пауза. А потом:
– Говори.
– Маш, мне нужно с тобой поговорить. Лично. Не по телефону. Это очень важно. Жизненно важно. Я прошу тебя.
Она молчит. Между ними тысячи километров, но ему кажется, что он слышит ее дыхание в трубке. Что ж он такой косноязычный-то, а?! Что же сказать еще?!
– Маш, я тебя прошу всего об одной встрече. Я потом больше... не побеспокою тебя. Но мне очень нужно поговорить с тобой. Мне очень нужно кое-что сказать тебе. И спросить тебя... кое о чем. Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО важно.
Еще одна томительная пауза.
– Хорошо.
Он не поверил своим ушам, но переспрашивать побоялся.
– Спасибо, Маш. Я завтра же буду в Москве. Где тебе удобно? И когда?
– Я не в Москве.
Черт побери!
– А где?
– а в голове вдруг идиотская, нелепая, но ужасно пугающая его мысль. Что сейчас она ответит "В свадебном путешествии". Откуда такой бред в голову лезет?!
– Во Франции.
И что она там делает, интересно? Ну фиг она ему будет отчитываться.
– В Париже?
– В Сен-Дени, - и после паузы она неожиданно снисходит до пояснений: - Гощу у подруги, она тут в Университете учится.
Он прикидывает расписание рейсов.
– Я буду там... послезавтра. Ты... еще будешь там?
– Да.
Ему показалось, или в ее голосе прорезались хоть какие-то эмоции?
– Маша, скажи, пожалуйста, где и как тебя там найти?