И Маша понимает, что он прав. Во всех смыслах.

_____________

Он взял ее тут же, в душевой кабине, у стеночки. Его одежда мокрой кучей лежит в углу. Всегда считал, что секс стоя - это баловство и больше фитнесс, чем удовольствие. Да и физическая форма у него не совсем идеальна для таких упражнений. Но так они нуждались друг в друге, сейчас, немедленно, сиюминутно, что мысль о том, чтобы разъединить тела, пойти куда-то, пусть и недалеко, даже не пришла им в голову.

Она обнимает его твердую плоть своею, тугой. Ее бедро закинуто на его талию, прижимая к себе. Ее руки обхватывают его за шею, и ее жаркое дыхание ему в ухо. И тихие "да". Он устоит на ногах, обязательно. И ее он удержит, будет держать, крепко держать и не отпустит самое дорогое, что у него есть.

Оргазм он едва пережил. Было до умопомрачения хорошо, но ноги реально подгибались, хоть ты тресни. Маша тихонько соскользнула вниз, потянула за собой, шепнув: "Садись".

И они сидели, обнявшись и соприкасаясь лбами, на полу душевой кабины, под тропическим ливнем на двух квадратных метрах, насквозь мокрые и абсолютно счастливые.

_______________

Поскольку обретение жабр не входило в их ближайшие планы на жизнь, из душевой все же пришлось вылезти. Наспех вытерлись одним на двоих полотенцем и, держась за руки, быстро перебрались под одеяло. Кровать узкая, то, что называют "полуторка", но им совсем не тесно. Не тесно лежать, прижавшись телами, гладить пальцами лица друг друга, шептать какие-то глупости и нежности. Или вдруг начать в чем-то признаваться. Или так же вдруг - целоваться. Под шум воды у них началась новая жизнь. Одна на двоих.

– Я смотрю, тебе со мной хорошо...

– Не представляешь, как...
– его пальцы наглаживают любимое и упругое, до которого так удобно дотягиваться.

– Что ж ты тогда на часы поминутно смотришь?

– Ой, - Бас смущен, - твоя подруга... она сказала, что у меня есть два часа. И час и сорок минут уже прошло...

– Тогда, наверное, нам действительно лучше встать и одеться, - усмехается Маша.

– Подожди. Послушай... я хотел спросить... тебя скоро ждут дома?

Она не отвечает так долго, что его только что обретенная сладкая безмятежность тает сама собой. Маша вздыхает.

– У меня билет на завтра...

– Черт, ну почему?!
– не выдерживает, срывается.
– Почему, как только у нас секс, так нам тут же нужно расстаться?!

– Вась, ну не преувеличивай...

– Ты можешь остаться?
– настойчиво.
– Пожалуйста.

Она еще раз вздыхает, гладит его по затылку.

– Васенька... У меня съемка. Запланированная, долгожданная. Важная. Меня мой учитель и наставник пригласил в свой проект, очень интересный и значимый профессионально. Это признание, Вась. Я не могу отказаться.

Ему эгоистически, по-детски хочется закричать: "Что, это важнее меня?! Важнее нас?!". Но вспоминает. Сколько она отдала ему своего времени, душевного тепла. И теперь он просто не имеет права что-то требовать от нее. Даже несмотря на ее любовь к нему. Но отказаться от нее... Нет, не отпустит и не отдаст.

– А потом? Вернуться сможешь?

– Куда вернуться?

Он все решает мгновенно.

– Маш, послушай. Нам... надо побыть вместе, вдвоем. Какое-то время. Чтобы никто не мешал, чтобы мы могли поговорить и... Мне столько нужно сказать тебе! Я бы не хотел отпускать тебя сейчас!

– Вась...

– Я все понимаю. Про важные дела и прочее, - он морщится. Это у него теперь нет важных дел, а Маша успешный фотограф, у нее расписание, график.
– У нас есть семейное шале, в Тине. От деда осталось. Я буду ждать тебя там. Приедешь? Только ты и я.

– Конечно, - она улыбается и прижимается к нему, обнимая крепко-крепко.
– Неделя, максимум, две. И я вся твоя.

– Звучит многообещающе...
– дальнейшее продолжение фразы тонет в трели звонка.

– Черт!
– он.

– Сонька!
– она. И, спустя секунду, озарением: - Бас, у тебя же вся одежда... мокрая!

Они хохочут, глядя друг на друга, между тем, звонок снова напоминает о том, что их уединение нарушено. Маша, наконец, встает с кровати, натягивает короткий халатик.