Шрифт:
– Нет!
– Сеньян переключился с сундука на лавку.
– Но я его уже хочу!
– Ты ищи-ищи, глядишь, и нароешь себе и на полотно, и на избу, чтоб было куда прибивать!
– Венька тоже без дела не сидел, поддевал долотом половицы.
– Вилль хорошо решил, чтоб мы поровну делились, - хмыкнул Сенька.
– Коли деда с Мироном не передумают, будет у нас с тобой по двойной доле.
– Это если мы не передумаем!
– назидательно поправил старший брат.
– Или Лушка с Ташей.
– А девкам вообще думать не о чем и нечем.
Пасечник Лесович и мельник Мирон были закадычными приятелями. У одного подрастали внуки, у другого - дочери, так что сам Триединый велел семьями породниться, да и молодёжь, вроде, была не против. А, как известно, девке нельзя деньги в руки давать - всё на ленты да орехи изведёт, вот Лесовята и прикарманили будущие невестины доли на резонных основаниях. По крайней мере, Сенька в Таше ничуть не сомневался. А вот в Лушке очень даже.
Таким образом братья тщательно обследовали две комнаты и перешли к потенциальному тайнику - хозяйской опочивальне. Обоих такой азарт захватил, что заныло под рёбрами, а по спине побежали мурашки. Венька церемонно распахнул дверь...
– Н-да, - Сенька уныло прицокнул языком.
Из убранства в опочивальне осталась только картина с малоразличимым сюжетом на тёмном фоне, а всё остальное уже кто-то вынес.
– Ну, давай хоть с веничком пройдёмся, - Венька постучал долотом по косяку.
Старший Лесовёнок занялся полом, младший ощупывал и оглаживал стены, но не везло обоим. Когда дошло до картины, Сенька схватился за тяжёлую бронзовую раму, да вдруг отдёрнул руки.
– Шушеля мать! Она будто иглами утыкана!
– Чего?
– Картина, говорю, колется!
Скептически хмыкнув, Венька подошёл, коснулся рамы, холста...
– Да не, не колется. Почудилось!
– Ну да, точно, - Сеньян ткнул в раму сначала пальцем, потом взялся рукой.
– А что здесь намалёвано? Скотный двор?
– Ну да, вроде... Вон свиньи, козы... бе-е-е, вон баба... девка, то есть, зерно птице сыплет, а это... медведь?!!
– Ага, медведь, - ошалело согласился Сенька.
– А ещё - две лисы, и соболь на чурке сидит. Занятная у хозяина скотинка была...
– Интересно, почему её вместе с остальным не утащили?
– Венька, пыхтя, снял картину - тяжёлая.
– Да разве ж такое продашь? Хотя, раму можно...
Одна догадка посетила братьев одномоментно:
– Она из золота!!!
Увы, после упорного расковыривания трещины выяснилось, что рама не то, что не золотая, даже не бронзовая, а деревянная, покрытая творёной бронзой. Стена за ней тоже сюрприза не приподнесла.
Никчёмную картину так и бросили валяться в уголке.
Былой запал угас, и братья просто выполняли свою нудную работу: один поддевал и переворачивал, второй стучал и ковырял. Но порядком громче и нуднее этой какофонии урчало в пустых желудках...
– Да я смотрю, у вас тут сокровищ горы - дракон лапы сломит!
– румяную щёку в окне подпирала столь же аппетитная пухлая ручка.
– Пойдёмте-ка обедать, пока ножки во злате не протянули.
– Не суйся в дом, дура!
– хором заорали Лесовята.
Лушка ахнула, потом сердито плюнула, правда, в жениха не попала.
– Больно надо!
– и непечатно добавила, в каком конкретно месте братья могут сами себе нарыть пропитание, и чем.
Девушка развернулась, стегнув тяжёлой золотистой косой, как кнутом, и исчезла восвояси с гордо поднятой головой. Сенька почесал свою, лохматую, припорошенную трухой с лоскутьями паутины.